– Елена Николаевна, доброго вам утречка! – протянул он, а сам во всех подробностях представил, как жирно намазанное тональником лицо Елены отекает, обнажая тонкие лапки морщин. Улыбаться тут же стало легче.
Та высокомерно оглядела его сверху вниз, не удосужившись ответить, лишь демонстративно посмотрела на дорогие наручные часы.
«Ишь, какими мы стали, – зло подумал Зайков. – Давно ли простым преподавателем была и жаловалась, что руководство ее не принимает. А теперь посмотрите на нее, цаца!»
Зайков прошел мимо, не пытаясь больше заговорить.
– Павел Валерьевич, – донесся до него голос Мартышкиной, когда он уже остановился у двери кабинета, пытаясь отыскать ключ. – Задержитесь-ка на секунду!
Он снова натянул неискреннюю улыбку и не сделал ни единого шага к руководству, предоставив ей возможность самой достучать до него своими высокими шпильками.
– Скажите мне, пожалуйста, почему вы опоздали? – спросила проректорша.
– Я пришел вовремя, – удивленно ответил он.
– Когда вы поднимались по лестнице, было семь минут девятого, тогда как по трудовой дисциплине в восемь вы уже должны быть на рабочем месте.
Зайков почувствовал, как внутри него поднялась волна раздражения. На секунду его лицо искривилось, выдавая его истинное отношение к начальнице, но он довольно быстро смог совладать с ним и снова нацепить простодушно-доброжелательную маску. Впрочем, от цепкого взгляда проректора эти изменения скрыть не удалось.
– Потрудитесь написать объяснительную, – продолжила проректорша и уже повернулась, чтобы уйти, но ее остановил твердый и громкий ответ Зайкова:
– Нет.
Она остановилась, будто ее окатили ведром ледяной воды, и медленно повернулась к преподавателю.
– В смысле нет? – прошипела она. – Я ваш непосредственный руководитель, и я требую, чтобы вы написали объяснительную.
– Вам, дорогая Елена Николаевна, лишь бы в бумажках копаться. Готовимся к аккредитации – пишите отчеты, провели мероприятие – пишите отчеты. Отчеты за неделю, отчеты за день, одни отчеты! А работать-то когда?
Лицо Мартышкиной начало покрываться красными пятнами, и она снова, как всегда в злости, начала наглаживать свои волосы – пушистые, несмотря на ежеутреннюю процедуру выпрямления.
– Хотите, чтобы я написал объяснительную, – собирайте комиссию, выносите постановления и присылайте уведомления. Так Трудовой кодекс утверждает, – Зайков, наконец, повернул ключ в замочной скважине своего кабинета. – А еще лучше, – заключил он, уже наполовину находясь в кабинете, – приходите ко мне в пять вечера, дабы выгнать меня домой. А то, понимаешь, мы должны за те копейки, что вы тут платите, сидеть с восьми утра до восьми вечера. Доброй вам работы сегодня, Елена Николаевна.
Зайков хотел закрыть кабинет, но Мартышкина придержала дверь и вошла вслед за ним, сверкая глазами:
– А вы не смейте в пять вечера уходить! Да-да, не смейте! Вы доплату получаете, вот и сидите здесь столько, сколько понадобится! А то устроились хорошо – деньги за две должности получаете, а уходить хотите ровно в пять!
– Вы свою доплату с моей не сравнивайте, Елена Николаевна. Получали бы столько, сколько я, и такие прекрасные часики на вашей милой ручке не красовались бы.
– Сегодня я жду объяснительную, – сказала проректор, четко разделяя слова. Затем она развернулась, чуть пошатнувшись, на каблуках и вышла за дверь, громко хлопнув ей напоследок.
– Самодурка, – прошипел Зайков, в сердцах бросив на стул свой клетчатый шарф.
