– И что вы хотите, чтобы я сделала?
– Передайте ему от меня прощальное письмо. Но не раньше завтрашнего вечера. Вот это… – она протянула мне конверт. – А если не хотите отдавать лично, можете просто положить ему в стол. Но опять же – не раньше завтрашнего вечера, когда меня уже здесь не будет.
А вдруг там яд, пронеслось у меня в голове. Какая-нибудь сибирская язва?
– Можете открыть и проверить, – поспешно предложила Алла. – Или дать кому-нибудь проверить… Охране, например.
И сама приоткрыла для меня не заклеенное письмо. Успев заметить, что в конверте действительно находится какой-то отпечатанный на Ворде, сложенный пополам лист, я устыдилась.
– Хорошо, я оставлю его у Александра Борисовича в кабинете, – кивнула. – Но, право, вам не стоит там все бросать и уезжать в никуда… У нас, скорее всего, действительно, нет с господином ректором будущего… И уже давно нет ничего общего… Ну, почти нет. Не считая… кхм… – я закашлялась.
– Есть, – до странности резким голосом ответила она и набрала что-то на своем телефоне. А потом показала мне экран, на котором белым по синему полю светилось сообщение с уже известного мне номера.
«Алла, ты со вчера не отвечаешь, поэтому мне придется сказать тебя это путем сообщения. Прости, но ты была права. Мы больше не можем встречаться. Я люблю другую женщину».
***
Александр
– Она купила билеты.
– Что? – я туплю до такой степени, что хочется слегка отодвинуть телефон от уха – удостовериться, что голос адвоката прозвучал в трубке, а не у меня в голове.
– Мать предполагаемо вашего ребенка купила билеты в Лондон – на себя, и на дочь, и собирается сегодня покинуть страну. Скорее всего, с бойфрендом, но мы не отслеживали его фамилию.
В висках стучит. Ничего не соображаю. А перед глазами та картинка из ее телефона – заглавная страница иммиграционного сайта.
Не может быть. Этого просто не может быть.
То есть, теоретически, конечно, может… Если вспомнить, как Лиля вела себя пару дней назад, когда лизалась с этим своим «англичанином» у меня на глазах…
Но та Лиля и сегодняшняя – это две разные женщины. Я знаю это. Я чувствую.
Точнее, чувствовал до сих.
– Ты абсолютно уверен в этом? – спрашиваю мертвым голосом, возвращая свое внимание телефону.
– Да, Александр Борисович. У меня есть человек, который отслеживает нужную фамилию по внутренним сайтам всех больших авиакомпаний. Был, конечно, шанс, что она захочет улететь частным самолетом, но… можно, сказать, нам повезло.
Да уж. Так повезло, что хочется волком завыть.
А я-то думал…
Да что ты думал, кретин мягкотелый? – зло обрываю не свойственное мне размазывание соплей по тарелке. Тебе ли не знать женщин? Ты ли не в курсе, как они умеют плести змеиные кольца и обводить мужчин вокруг пальца?! А уж заблуждаться насчет Лили, исчезнувшей на четыре года только за то, что ей, девятнадцатилетней студентке, предложили сделать аборт – это вообще маразм!
– Когда рейс? – уже огрубевшим голосом возвращаюсь к разговору.
– В шесть пятнадцать, – тут же отвечает адвокат, ожидавший этого вопроса. – Из Шереметьева. Рейс номер…
– Пришлите мне на почту, – обрываю его, внезапно чувствуя, что задыхаюсь.
Дергаю рукой за узел галстука – расслабить…
Вот черт – тихо ругаюсь… Дышать нечем…
Откидываюсь на кресле, крепко сжимая ручки подлокотников. Надо бы окно открыть… Ах да, вспоминаю – окна на высоких этажах не открываются во избежание студенческих самоубийств. Можно разве что уменьшить температуру на центральном кондиционере, управляемом из специального шкафа на каждом этаже. И ключ от него у ассистентки.
