Отец мой фронтовик - страница 41

Командир взвода, офицер, не только руководил подразделением, но и преподавал уставы, тактику, отвечал за строевую подготовку и физкультуру.

К сожалению, я не смог установить, кто командовал отцовскими взводом, ротой, батальоном. Зато благодаря воспоминаниям Николая Фадеева известны те, кто руководил курсантами в полку, воевавшем летом 1942-го с немцами под Сталинградом135. Возможно, кто-то из них находился ранее рядом с моим отцом.

1‑м батальоном командовал капитан Попов, его заместителем был старший лейтенант Черных, начальником штаба – старший лейтенант Мороз.

Командир 2‑го батальона старший лейтенант Урусов, точнее Исхак Урус, 25‑летний карачаевец с выразительным умным лицом, геройски погиб в августе 1942‑го. Сменивший его старший лейтенант Александр Кузнецов числился и после войны пропавшим без вести, однако на деле остался жив.

У старшего лейтенанта Киричко, заместителя командира одного из батальонов, в донесении о потерях нет даже инициалов, только и указано: «убит в период с 22.8 по 27.8 1942 года».

Тогда же сложил голову командир 3‑го батальона капитан Ткаченко. Родился Василий в многодетной украинской семье, с 1927-го в РККА, имел военное образование. Получая в Москве награду за советско-финскую, встретился с комбригом Запорожченко, и тот сосватал его в училище.

Известны двое ротных. Один, лейтенант Черняев, окончил в 1940-м соседнее училище, едва ли не лучшее в стране. Во 2‑м Орджоникидзевском ему доверили взвод, а затем и роту. «Среднего роста, стройный, энергичный, с отличной физической подготовкой, – вспоминали о Степане бывшие подопечные. – Настоящий кадровый командир. Мы тогда завидовали ему и хотели быть похожими на него». Черняев погиб летом 1942‑го в возрасте 21 года, оставив жену с грудным ребёнком.

Другой ротный, лейтенант Алексей Степин, или Стёпин, родом с Орловщины, был на пять лет старше отца. В пекле под Сталинградом уцелел, а полёг в 1944‑м на Украине, будучи командиром батальона, кандидатом в члены ВКП(б)…

Однако вернемся в осень 1941‑го, к отцу, для которого началась курсантская жизнь. Режим был жёсткий. Подъем в шесть часов утра, отбой в 22:00.

«Умывшись, после зарядки и завтрака, – рассказывал выпускник соседнего училища Гусейнаев, – с семи до двенадцати часов обучались военному делу: ползать по‑пластунски, стрелять, захватывать без оружия вооружённого врага, пробираться сквозь вражеский огонь, окапываться перед атакой, ходить в разведку, брать “языка”».

«Очень крепкая дисциплина была!»136 – подтверждает Иван Петренко, бывший курсант отцовского училища. Свободного времени практически не было, лишь перед вечерней поверкой отводилось минут 40 на личные нужды.

В начале учёбы отец пытался дать о себе знать: на Арабатскую Стрелку – родителям и в Русскую Антоновку – своей избраннице. Письма не достигали адресатов. 12 сентября немцы приблизились к Перекопскому перешейку, 15-го – к Чонгарскому мосту и Арабатской стрелке, 16-го – вошли в Геническ.

Тогда-то Гальдер и записал в дневнике: «Крым уже отрезан»137.

Арабатку, оборонявшуюся стрелковым батальоном, прикрывали ряд противотанковых надолб, дот и проволочное заграждение. Вечером 16-го до 40 гитлеровцев проникли на Арабатскую стрелку и почти полностью уничтожили роту наших бойцов. Немцы заняли и разграбили пионерский лагерь, но бежали, после того как открыла огонь 127-я береговая артиллерийская батарея Черноморского флота.