Читать онлайн Анатолий Пискунов - Отец мой фронтовик
ПРОЛОГ
Отцу моему, Петру Тимофеевичу Пискунову, было 70, когда он умер. Случилось это в 1993 году. Минуло три с лишним десятилетия, но кажется, прошла вечность.
Я прожил уже значительно дольше, чем он. Скоро не станет и меня, и тогда может бесследно стереться память о нём, ветеране Великой Отечественной, участнике Сталинградской битвы. Затянулись же землёй окопы и воронки, быльём поросли места, где гремели сражения.
Вспоминать о войне отец не любил и только раз в году – 9 мая – надевал пиджак с наградами. Его рассказы о боях были немногословны, как у большинства тех, кто испытал фронтовые мытарства. У меня же вечно не хватало времени расспросить, где и как воевал. Да и слушалось по молодости краем уха. Теперь об этом остаётся лишь сожалеть.
Внешне отец выглядел здоровяком, однако физических нагрузок не выдерживал. Это становилось особенно заметно, когда мы пилили дрова или копали огород. А стоило ему полежать под легковушкой, подтягивая гайки, как тут же подстуживал едва защищённое лёгкое. Между тем инвалидность по ранению оформил, только достигнув пенсионного возраста.
Память сохранила эпизод из раннего детства.
Спозаранку мама хлопочет на кухне. Я, совсем ещё кроха, крадусь туда, где отец; он или дремлет, или делает вид, что спит, лёжа на животе, лицом к стене. Лечу что есть духу, взмываю над обнажённой широкой спиной и падаю, распластываюсь, целиком умещаюсь на левой её стороне.
Рядом, на месте правой лопатки, – пугающе огромный кирпично-красный рубец. Опасливо провожу пальчиком по шершавой неровности. Плечи отца вздрагивают от беззвучного смеха…
Помнится, незадолго до смерти он, едва скрывая гордость, протянул мне пухлую книжку, открытую на странице, где описывался бой с его участием.
Около 20 танков со свастикой прорвали оборону. Часть батальона, покинув окопы, кинулась искать спасения в тылу. Однако рота миномётов, которой командовал старший лейтенант Пискунов, продолжала вести огонь, отсекая наступавших немецких автоматчиков от бронированных машин. Немало наших бойцов полегло, а тяжелораненого командира с поля боя вынес ординарец…
В детстве я слышал эту историю от отца.
Не заметив особой заинтересованности, он отобрал книжку.
Меня и в самом деле занимало иное. Мама тяжело болела, я привёз лекарство, купленное друзьями за рубежом, и волновался, поможет ли. А жили мы порознь: я в Москве, родители в Крыму – родине моей, с 1991-го в одночасье ставшей зарубежьем. Навещать их стало непросто, заграница – не наездишься!..
Вскоре оба они умерли. В пучину 1990-х канули отцовские награды, куда-то запропастилась его библиотечка.
Ту книгу, где отцу посвятили абзац, я пытался найти на полках магазинов и книжных развалах, сайте «Военная литература». Увы, попробуй отыскать её, не запомнив ни названия, ни фамилии автора.
Историк Елена Сенявская как-то писала, что «ветераны Великой Отечественной не заслужили того, как с ними обошлось общество… Мы все в долгу перед этим поколением, которое, увы, имеет серьёзные основания считать, что его предали собственные дети и внуки. Но и дети, и внуки должны отдавать себе отчёт в том, что без этого фронтового прошлого у России нет будущего»1.
Далеко не сразу я стал понимать, что слова эти адресованы и мне. Когда страна отмечала 70-летие Победы, у моих тогда ещё несовершеннолетних внуков пробудился интерес к судьбе прадеда. Увы, оказалось, об отцовской военной службе мне почти нечего сказать. И я взялся за работу.
Чем располагал в самом начале? Свидетельством о рождении. Военным билетом, где указаны этапы прохождения службы, участие в боевых действиях. Орденской книжкой. Учётной карточкой члена КПСС.
Этого хватило, чтобы наметить карту поиска. Вот её контуры: 2-е Орджоникидзевское военное пехотное училище; 191-я танковая бригада; 905‑й стрелковый полк; эвакогоспиталь № 4938; 555-й стрелковый полк; эвакогоспиталь № 1706.
Стал перелопачивать залежи интернета: вдруг да сверкнут, как песчинки на дне лотка золотоискателя, крупицы нужных сведений.
Отыскался короткий, но ёмкий очерк о курсантах 2-го Орджоникидзевского военного училища. Николай Фадеев и его друзья поступили туда, когда отец уже заканчивал учёбу. Их воспоминания проясняют, кто помог ему стать настоящим командиром2.
Сведений о 29-м запасном стрелковом полку и 191-й танковой бригаде в Сети ничтожно мало. Зато повезло насчёт 248-й стрелковой дивизии. Проливают свет на её историю труды У. Б. Очирова и О. В. Шеина. А вскоре удалось раздобыть книги Героя Советского Союза Г. М. Ленёва и В. П. Скоробогатова – ветеранов дивизии и 28-й армии, в которой она родилась.
Подобных публикаций о 127-й стрелковой дивизии не попадалось. Пришлось полтора месяца поработать в Подольске, Центральном архиве Министерства обороны.
В итоге отцовская военная биография выглядела так:
– сентябрь 1941-го – апрель 1942‑го – курсант 2-го Орджоникидзевского военного пехотного училища;
– апрель – май 1942-го – командир миномётного взвода 29-го запасного стрелкового полка;
– 20 мая – октябрь 1942-го – командир миномётного взвода 191-й танковой бригады;
– 13 октября 1942-го – 12 января 1943-го – командир миномётного взвода, миномётной роты 3-го батальона 905-го стрелкового полка 248-й стрелковой дивизии;
– с 13 января 1943-го – ранбольной (термин того времени), отдельный медико-санитарный батальон № 277, эвакогоспиталь № 4938, затем, до апреля 1943-го, госпиталь № 4688;
– 18 апреля – 10 мая 1943‑го – командир миномётной роты 98-й отдельной стрелковой бригады;
– 10 мая – 7 декабря 1943‑го – командир миномётной роты 555-го стрелкового полка 127‑й стрелковой дивизии;
– 7 декабря 1943‑го – ранен, отдельный медико-санитарный батальон № 249, 9 декабря – передвижной эвакуационный пункт № 153, 7 января – 8 апреля 1944‑го – госпиталь № 1706;
– апрель – июль 1944‑го – офицер резерва, Харьковский военный округ;
– июль 1944‑го – июль 1946‑го – служба в райвоенкоматах Молдавской ССР;
– июль 1946-го – уволен в запас3.
Материалов – из архива, периодической печати, документальной и художественной прозы – набралось предостаточно. Понадобилось немало времени, чтобы привести их в божеский вид. Конечно, лёгкое журналистское перо оказалось бы проворнее, но где его взять…
К тому же задачу я усложнил. Захотелось прояснить, как отец и его поколение готовились к надвигавшимся испытаниям.
ГЛАВА I. ПЕРЕД ВОЙНОЙ
1.1. Начало пути
Жизненный путь любого из нас пролегает, как ни банально звучит, в пространстве и времени. На характеры, взгляды и поступки влияют не только уклад, условия местечка, где мы обитаем, – семьи, села или города, области. Воздействует ещё и ход событий в мире, эпоха.
Нам не познать судьбу человека, не разобравшись во всём этом…
Отцу в 1938-м исполнилось 15 лет.
Прошлое мы видим, как правило, не таким, каким оно было, но сквозь тёмную либо розовую призму наших представлений о нём. Назвал год – и повеяло повальными арестами, судами, расстрелами. Мерещится созданный лукавыми политиками в соавторстве с мастерами слова и кино угрюмый, пугающий образ советской эпохи.
Более полувека по свету гуляют цифры, пугающие размахом сталинских репрессий. Публицист Рой Медведев насчитал 40, западные советологи – 50–60, писатель Александр Солженицын – 66 миллионов репрессированных.
А что было на самом деле? Известный учёный Виктор Земсков, чья научная добросовестность не вызывает сомнений у российских и зарубежных коллег, скрупулёзно перелопатив статистическую отчётность органов ОГПУ-НКВД-МВД-МГБ, убедился, что данные о политических репрессиях в нашей стране многократно завышены.
В 1921–1953 годах за контрреволюционные преступления осуждено 3 миллиона 777 тысяч 380, в том числе к высшей мере – 642 тысячи 980 человек. Более трети осуждённых, или около 1 миллиона 416 тысяч, не подлежат реабилитации, это бандиты, басмачи, полицаи, власовцы, зондеркомандовцы и прочие пособники оккупантов4.
Преувеличено число крестьян, пострадавших при раскулачивании.
К жертвам политического террора необоснованно причисляются умершие в 1932–1933 годах от голода, первопричиной которого, вопреки мифу о голодоморе, была засуха. Кстати, голодные смерти выкашивали тогда население не только СССР, но также Польши и Румынии, причём не только находившихся в их составе западные области Украины.
В целом же, как скрупулёзно подсчитал В. Н. Земсков, «97,5 % населения СССР не подвергалось политическим репрессиям ни в какой форме»5.
Безусловно, снисходительную улыбку вызывают довоенные фильмы, где бытие советских людей рисуется в неправдоподобно светлых красках.
Далека от истины и мрачная картина прошлого, созданная нашими современниками «с мнимой высоты нынешних времен6», как однажды выразился писатель Захар Прилепин.
Будь жизнь юношей и девушек, родившихся после 1917-го, и вправду такой неприглядной, не стали бы они бороться столь отчаянно, жертвенно с озверелой нацистской сворой, проявляя массовый героизм. Люди сражались не только против посягательства на родную землю, но многие ещё и за советскую власть…
Отец родился 12 июля 1923 года в деревне Петровке Саранского района Мордовской АССР – населённом пункте, которого давно нет на географической карте.
Дед мой Тимофей Фёдорович и бабушка Мария Георгиевна (чаще её величали Егоровной) были родом из крестьян-бедняков. Война застала многодетную семью в Крыму, на Арабатской стрелке.
В детстве я часто слышал это экзотическое название. Но, хотя и родился неподалёку, и прожил на полуострове без малого 40 лет, и вроде исколесил его вдоль и поперек, так, увы, и не добрался до тех мест. Изучаю теперь по публикациям в интернете.
Полезной находкой оказался путеводитель «Арабатская Стрелка» 1983 года. Читаешь – и перед тобой как на ладони «огромный песчаный пляж, залитый ярким палящим солнцем, а рядом – узкая дорога, убегающая в необозримую даль» 7.
Это вытянутая часть суши длиной более ста и шириной до восьми километров, сужающаяся кое-где до 200 метров. Поверхность, пишет гидрогеолог Юрий Шутов, «равнинная, коса изрезана заливами и бухтами, а вдоль нее растёт гряда клёнов и тополей».
Арабатка разделяет Азовское море и Сиваш. На севере они связаны отсекающим стрелку от материка Геническим, или Тонким, проливом. Соседний, Промоину, образовали морские штормы, бушевавшие в 1969-м и 1970-м. Там же, на севере, Геническое и Зябловское (Кассырское) солёные бессточные озера.
Южной оконечностью Арабатка упирается в Ак-Монайский перешеек, соединяющий Керченский полуостров с основной частью Крыма.
Название стрелке дала старинная крепость Арабат, или Ребат, её развалины находятся в двух километрах на северо-запад от Ак-Моная – ныне села Каменского Ленинского района Республики Крым.
В средние века здесь пролегал бойкий торговый путь; по нему на полуостров доставляли меха, масло, сукно, а на материк отправляли судакское вино и соль.
Россия осваивала стрелку с начала XIX века. Строились казённые солеварни; в 1835 году проложили почтовый тракт Мелитополь – Феодосия с пятью почтовыми станциями. Возле них и в районах добычи соли возникли первые поселения.
На дореволюционных картах отображена железнодорожная ветка от Новоалексеевки через Геническ до конечной станции «Водоснабжение» (Генгорка). Использовавшаяся для вывоза продукции соляных промыслов, дорога была разрушена в Гражданскую войну.
Похожие книги
