Выхожу из себя и топлю в бокале гаджет.
Направляюсь к пожарной сигнализации. Мне не привыкать сбегать от мужчин, точнее, от уродов таким способом.
Полчаса на дорогу до шале, которое мы снимаем, и вот я уже пью вино, потому что мне надо как-то зализать свою рану. Теперь история со Старским уже не кажется мне такой хорошей. Потому что я страдаю по нему. А ему, однозначно, до меня дела нет.
И если бы я даже захотела снова встретиться, мне не успеть за всеми этими бизнес-джетами, да и меня не подпустит к нему ни один охранник.
Делаю огромный глоток, глядя в стену.
Ещё никогда я не позволяла себе пить так много, как в эти дни. Как сейчас…
Но мне надо забыться.
Как и мечтала, я отдала девственность тому, кого полюбила, однако он совершенно не разделяет моих чувств.
А где-то наверху спит моя подруга, чистая и непорочная как ангел. И совершенно не знает о том, что я ее только что дважды спасла.
На утро меня добивает головная боль. И дурная карма - не разлепив толком глаза, я спотыкаюсь. И самым неудачным образом ломаю ногу.
Дикая боль - вот что действительно помогает отвлечься от Старского и даже от вопросов почему мой отец оказался в шале с утра, когда я вроде бы сделала все для того чтобы от него избавиться.
Я благодарна ему за то, что возится со мной и договаривается об операции. Сейчас, и правда, не до семейных склок и сложных вопросов.
Мне обещают поставить в ногу железяку, но, как говорила Скарлетт: “Подумаю об этом завтра”.
Наркоз я воспринимаю как способ отключиться и обещаю себе, что проснусь новой после операции. Я стану сильнее.
Обязательно стану…
Канун Нового Года в больнице. На обезболивающих, без способности нормально передвигаться.
Нет, меня, конечно, посещают отец и Ева, но, отчего-то в эту ночь хочется остаться одной. Нужно о многом подумать и понять, что же дальше.
Мы с отцом смотрим друг другу в глаза и я не решаюсь заговорить первой, потому что здесь моя подруга, а между нами с папой есть много такого, что я при Еве не хотела бы озвучивать.
Он, вдруг, вкладывает мне в ладони цепочку с золотой подвеской. Я пару раз замечала эту вещь у него.
Папа долго-долго держит мои ладони в своих и улыбается как будто бы с болью.
Я не могу понять того, что он явно не решается озвучить.
- Я расскажу тебе все, что от тебя скрывал, - с этими словами он поднимается с моей кровати, оставляя по себе горьковато-приторный запах знакомого одеколона. - Если пообещаешь, что вместо меня сегодня вечером позаботишься о себе.
Он почему-то сомневается в том, что я со сломанной ногой останусь тут в постели.
Заворачиваюсь крепче в одеяло, когда они с Евой уходят.
Должно быть, я побила все рекорды плохих дочерей, раз отец такого обо мне мнения.
Новый год в травматологии - один из самых грустных праздников на моей памяти. Даже двое молодых дежурящих ординаторов тут ничего не способны исправить.
Вынимаю из тумбочки сотовый и после двенадцати пишу сообщение отцу:
“Расскажи мне пожалуйста сейчас правду. Я выполнила твои условия”
Отправляю папе фото, где я сижу с гипсом на больничной кушетке.
Вижу, что он прочитал, тогда решаюсь добавить:
“Зачем ты на самом деле поехал с нами?”
Молчание.
И спустя пару минут он начинает печатать.
“Потому что заботился о тебе”
Я с замиранием сердца смотрю, как приходят одно за другим сообщения и понимаю, что мой мир снова переворачивается с ног на голову.
“У меня есть старый, помешанный на генной инженерии знакомый. Недавно я вляпался в серьезные разборки. Это имеет отношение к Коробкову. Условием урегулирования конфликта была свадьба. Твоя. Он считает, что твоя наследственность идеальная.”
