Следующие пару бокалов не принесли ожидаемого результата. Вот зачем я себя терзаю? Надо было мне спрашивать про Григория Викторовича? Теперь перед глазами одна картина - как он страстно касается своей блондинки.
Утомившись разговорами о крутых тачках и дорогих шмотках, я проскальзываю вдоль стены и ныряю в откатную дверь, ведущую на террасу.
- Не больно-то и хотелось, - полушепчу образу мужчины, весь вечер стоящему перед глазами. И, облокотившись о перила, отпиваю ещё немного обжигающей жидкости. - Как будто мужиков больше нет!
А в следующую секунду мой слух напрягается от зашуртавшей в дальнем углу террасы ткани. Оборачиваюсь на звук и выхватываю в полумраке плечистый мужской силуэт.
Это он!
Нет! Чёрт! Я окончательно шизанулась! Он же уехал. Наверное, кто-то из ребят…
Мужчина встаёт и ловким движением сгребает в руку плед, которым были прикрыты его колени.
Он! Эти пальцы, эти плавные уверенные движения я узнаю даже на расстоянии ста метров.
Чем он ближе, тем сильнее дубасит моё сердце. Где-то в районе горла уже отдаётся.
- Тут довольно прохладно. Накинь, - мягкая ткань ложится мне на плечи, а поверх неё - руки Григория Викторовича. Ну почему мне кажется, что он меня сейчас обнимет? Боюсь, что по выступающей на шее венке Кристинкин отец заметит насколько часто бьётся моё сердце. И поэтому слегка свешиваюсь через перила, делая вид, что рассматриваю что-то интересное внизу.
Верный ход. Руки мужчины соскальзывают с моих плеч и находят место в карманах пиджака.
Он весь “от и до”. Как всегда безупречен, и как всегда в идеально подогнанном по фигуре костюме. Оказывается, он даже загород в такой одежде ездит…
- А Кристина сказала, что вы уехали до завтра. - Молодец, Ева! Осталось добавить “именно поэтому мы все и припёрлись”.
Странно, но кажется алкоголь начинает работать. Обычно, людей развозит от тепла. А меня, наоборот - от холода. А может это его близость так действует?
- Планы изменились.
- Вы какой-то грустный, - пробую осторожно зайти я.
- Подпортили вечер, - Григорий Викторович забирает у меня из рук бокал. - Тебе не много? - ухмыляется с хитрецой.
Выплескивает содержимое и наполняет доверху из своей бутылки, которую я только сейчас замечаю на миленьком журнальном столике. Он пил из горла. Шикарно.
Да что там такого случилось?
- С подругой разбежался, - а вот и ответ.
Серьёзно? Эта новость бьет в голову фейерверком. Сердце колотится в груди как пташка, а ноги становятся ватными.
Это нереально.
Наклоняюсь через перила, чтобы спрятать радостную улыбку.
И тут в голову приходит отрезвляющая, как пощёчина мысль: а почему я решила, что это что-то меняет для меня? Для нас...
- Не облокачивайся, - оказывается он стоит совсем рядом. - Мы поменяли их только три дня назад. После того… как они чуть не придавили соседского кота.
- И-и-и... - вырывается у меня.
Кажется профессор - а я отлично знаю должность Кристинкиного отца на кафедре, некоторые даже говорят, что я специально из-за этого с ней дружу. В общем, думаю, профессор тоже перебрал.
Его руки ложатся на мою талию и я замираю. Его тёплые ладони несмотря на небольшой минус как будто жгут меня сквозь ткань.
- Как скажете…
Бум… бум… бум… - сердце бунтует в груди.
- Какая ты послушная...
Мне кажется, что каждая секунда - это вечность.
- Кристинке бы так слушаться отца. - Наконец, добавляет Григорий Викторович. И мне кажется, что его первая фраза абсолютно не касалась темы отношений отцов и детей. А вторая просто была притянута за уши.
