Жаль, что Аня и Федя так и не поженились… Хорошая была бы пара, а главное счастливая.
Проводив сочувствующим взглядом Федю, я шла по огороду, таща за собой ружьё. Но долго размышлять над превратностями судьбы сестры мне не пришлось. Дверь ляпнула. Дружок надрывно залаял. Во двор вышел чужой. Вот теперь моё сердце бешено заколотилось. Я медленно опустила Федькину одностволку в борозду и, надеясь, что гость ничего не видел, быстро направилась к дому.
Коллега Коршунова чиркнул спичкой и закурил. Думаю, он сразу меня заметил. Расстояние между нами было небольшое. Да и я особо не таилась, когда избавилась от ружья. Поправляя испачканное платье, я старалась идти ровно по борозде. Ноги, правда, не слушались. Каждый раз, поднимая глаза, меня била дрожь. Пичугин пристально рассматривал меня. Точнее, его глаза следили за каждым моим шагом.
Возле бани я остановилась. Идти дальше уже не было смысла. Пичугин сам шёл мне навстречу. А через него мне не проскользнуть. Калитка, разделявшая огород и двор, была очень узкая. Так что двоим там не разминуться. Да и по довольной улыбке подполковника я поняла: просто так он меня не пропустит.
– И где же ты измазалась? – выдыхая дым сигарет, спросил он.
– За зайцами бегала, – бросила первое, что пришло в голову.
– Может, за зайцем, а не зайцами? – прищурившись, двусмысленно поинтересовался Пичугин.
– Может, – улыбнулась я.
Этой улыбкой я пыталась скрыть страх, но, не выдержав такого пронизывающего мужского взгляда, я быстро отвернулась. Ведь убежать от подполковника у меня не было возможности. Бочка с одной стороны. С другой стена бани. С третьей забор. И он. Сама загнала себя в западню. Так что, единственное, что мне осталось – это отвернуться от Пичугина, надеясь на его порядочность.
Как он подходил, я ощущала спиной. Дым сигарет с каждым его шагом становился теплее и не давал мне дышать. Сделав несколько глубоких вдохов, я повернулась, чтобы запротестовать, но передо мной уже вздымалась его широкая грудь в тёмно-зелёной гимнастёрке. Я помню, как поблёскивали пуговицы, когда он затягивался сигаретой. От такой близости меня бросило в жар. Щёки запылали ярким румянцем. В его серых глазах моё отражение приобретало другие черты. В них я была взрослой соблазнительной девушкой. А стоило мне всмотреться в эту серость, как моё отражение растворялось в черноте расширяющихся зрачков.
Именно в этот момент во мне проснулась женщина. Этого нового чувства я испугалась сильнее, чем самого подполковника. Упёршись ладонью в его грудь, я прошептала:
– Отойдите.
В ответ я услышала:
– Даже лицо испачкала.
Его голос с хрипотцой был насмешливым. Офицер прикоснулся к щеке и потёр её пальцем. Делаю неуверенный шаг назад, а его руки обнимают, будто пытаются остановить моё отступление. И прижимают к себе так крепко, что я не могу пошевелиться в этих железных объятьях. Единственное, что мне было под силу это прошептать:
– Отпусти.
Только мои мольбы с просьбами были напрасны. Он ещё сильнее прижал моё тело к своему. Медленно убирая с лица выбившуюся прядь волос, смотрел мне в глаза.
– А я не знал, что у Прохоровича такая красивая дочь.
Его голос был спокоен. Вот только в глазах играли искры озорства.
Смутившись, я перевела свой взор с его лица на гимнастёрку. Пуговки расстёгнуты. Глубоко дышит. Наклоняется ко мне… Почти касается губами…
Как он поцеловал меня? Это произошло само собой. Стыдно признать, но я не сопротивлялась. Он не был груб. Не был настойчив. Он был нежен. Ласков. Вкус терпких сигарет нисколько не испортил первого впечатления от поцелуя. Иногда вспоминая тот уже далёкий поцелуй, я раз за разом прихожу к выводу, что сама хотела этого. В моём городе было много красивых парней. Мальчишек моего возраста. Только почему-то меня к ним не тянуло. Их смазливые личики, по-детски ещё наивные глазки и пошлые глупые шутки бесили меня. Ну, не тянуло меня к ним! Они были скучны, неинтересны. Мне всегда хотелось чего-то особенного. Чего-то запретного. Наверно, правдива поговорка: «Кто ищет, тот найдёт». Я всегда находила приключения на свою голову. А если точнее, то я первая делала шаг в пропасть. Я окуналась в омут с головой. Товарищи—господа даже через десятки лет я не жалею ни о чём. Это моя жизнь и на другую я её не променяю.
