– Федька, что ты удумал? – шёпотом кричала я. – Отдай ружьё.
Я снова схватилась за ремень. Пьяным тянуть меня за собой он не смог и упал рядом.
– Пусти! Я убью его! – прокричал он.
Резкий запах перегара заставил меня отвернуться. Сколько Федька выпил в тот день, одному Богу известно. Не одну бутылку, это точно.
– Пусти, я сказал! – ещё громче закричал он.
Боясь, что нас услышат, я навалилась на Анькиного кавалера и закрыла ему рот ладонью.
– Тихо! Их там знаешь сколько и все с пистолетами? Об Аньке подумай, – просила я со слезами на глазах.
Федька посмотрел на меня. Не знаю, может, мои слёзы так на него подействовали или слова, но вырываться он перестал. Гнев в его глазах сменила полная растерянность. Усевшись в борозде, он обхватил ладонями голову. Глухое гортанное рыдание вырвалось из него. Федя заплакал.
До него я никогда не видела, как плачут мужчины. Хотя, какой он был мужчина? Всего девятнадцать лет. Федя всегда был таким сильным, но справедливым. Большой добрый плюшевый мишка, как называла его сестра. А для меня ухажёр Ани был героем из сказок. Федя часто заступался за слабых в школе. Однажды даже надавал подзатыльников Стёпке Сморыгину, задиравшему меня. И вот, мой герой плачет, как мальчишка. И мне его жалко. Вы даже не можете представить, что я чувствовала, смотря на своего героя. Федьку так хотелось утешить. Сказать ему что-нибудь ободряющее. Но, я ни чем не могла ему помочь. Вернуть ему Аньку я была не в силах. Не выдержав, я обняла Федькины широкие вздрагивающие плечи. В ответ он сильнее прижал меня к себе. Мокрым лицом уткнулся мне в шею и прохрипел:
– Я люблю её, а она за него пошла.
– Тише, тише, Феденька, – говоря эти слова, я гладила его кудрявые волосы.
Федька был единственным мужчиной в моей жизни, который не воспользовался моментом. Он никогда не лез и не полезет мне под юбку. Самое фривольное, что он мог позволить себе – это обнять меня или поцеловать в щёку. Для Феди я навсегда осталась младшей сестрой Ани. Маленькой девочкой с белыми бантиками и содранными коленками. Он никогда не посмотрел на меня с вожделением. Наверное, он просто не заметил, как я выросла. А я уже давно не заплетала бантики, не лазила по деревьям и не играла в куклы. Но ничего этого Федя не замечал. Поэтому он спокойно обнимала младшую сестру своей Анечки.
– Она любит тебя. Тебя Феденька. Только тебя, – шептала я.
– Тогда почему? Почему она с ним?
– Её заставили. Мама и он. Только, пожалуйста, не делай ничего. Иди домой, – умоляюще попросила я.
Федька замотал головой и отодвинулся.
– Не пойду.
– Не будь, глупым. Ты навредишь не только себе, но и нам. О сестре моей подумай.
Это был мой последний аргумент. Аня всегда была у него на первом месте. И я не прогадала.
Утирая слёзы, Федька встал.
– Не говори никому, что я…
Он замялся. Слёзы для мужчины – это проявление некой женской слабости. Он даже не мог произнести: «Я плакал». Ему было стыдно.
Поняв это, я пообещала:
– Не скажу, – и тут же добавила. – Только ружьё мне отдай.
– Неа… Ружьё дедово.
– Федька, я завтра сама его принесу.
Я потянулась за одностволкой, но его ладонь снова сжала ремень.
– Тебя тётка на порог не пустит, – оправдал своё нежелание отдавать семейный раритет.
– Я и спрашивать её не стану, – продолжала настаивать я.
– Ладно, – наконец-то согласился несостоявшийся убийца и отдал мне ружьё.
Посмотрев в сторону нашего дома, Федька тяжело вздохнул и пошёл домой. Кусты и опускающиеся сумерки надёжно скрыли его. До меня ещё две минуты доносился треск сухих веток. Представив Фёдора, идущего сквозь бурелом, я улыбнулась. Точно медведь.
