Когда ее тоже забрала смерть, он радовался. Нет, не просто радовался, он был счастлив. хотел взглянуть в лицо неверному отцу, хотел плюнуть разлучнице на могилу, но, разумеется, на похороны его никто не пригласил.
Вопреки догадкам, его отец не остался с малолетней дочкой, оставив ее на попечение неизвестной тетке. Лишь помогал деньгами, высылал игрушки и подарки, но никогда надолго не появлялся. Впрочем, Эрена он тоже не баловал вниманием. Возможно к лучшему, ибо вступив в силу, молодой человек клялся разбить лицо отцу, так, чтобы больше ни одна, даже самая алчная женщина на него не взглянула.
Его смерть стала просто новостью. Новостью, которая вызвала у двадцатисемилетнего мужчины саркастичную, злую ухмылку. Вот так, нежданно-негаданно, молодой налоговый инспектор получил от своего покойного папы разваливающуюся фирму, и квартиру, в которой он итак жил с момента своего рождения, и итак считал своей.
Когда Андертест впервые увидел завещание, все, вроде бы, в порядке. Если бы не одна скользкая, мерзкая графа.
Отец оставил ему не квартиру. Не квартиру, а всего лишь комнату в этой самой квартире. Там, где когда-то жила счастливая, полная семья.
Обезумев от злобы, несостоявшийся наследник несколько дней не выходил из дома, проводя часы своего времени в созвоне с адвокатами. Но все возможные варианты из сложившийся ситуации в процессе дискуссии сливались в один - ждать. Придется ждать, пока мерзкая дочь еще более мерзкой женщины появится, чтобы все уладить и договориться. Все равно больше нет альтернатив.
Правда иногда Андертест, все же, наивно представлял, что она не придет. Исчезнет, испариться, выпадет из реальности, и не придет. По-детски смешно, но он представлял.
Сколько лет. Где-то, глубоко внутри Эрен надеялся, что ничто в ее чертах не намекнет ему о той стерве, что разбила родительский брак. И основания так полагать были, ведь сам молодой человек был как две капли воды похож на своего отца. В последний раз он видел эту девочку, когда она была совсем ребенком. Вдруг с того момента… что-нибудь изменилось?
Надеялся. Ровно до момента, пока не открыл дверь.
И не увидел те самые волосы. Белесые, молочного оттенка, с секущимися концами, которые топорщились в разные стороны. Правда, они были самую малость длиннее, у ее матери стрижка едва закрывала уши. Узкое лицо, бледная кожа, уродливая короткая челочка… и глаза. Широко распахнутые, светлые глаза. Чересчур светлые, серые, в темноте казалось, что у девушки тонкие бельма. Потрескавшиеся губы, растянутые в наивной, глупой улыбке. Она все время неловко смахивала пот со лба, а когда, смущаясь, начала краснеть, стало казаться, что у девушки жар.
Она была аж на голову выше своей крошечной матери, но разве это важно? Ее образ она скопировала беспрецедентно, хотела того или нет. Скопировала так сильно, что мужчина едва давил в себе желание схватить её за шею и сдавить. До посинения, до хруста. Внезапная ненависть накрывала с головой.
Он был сыном своего отца. Она была дочерью своей матери. Об этом можно легко сказать, едва взглянув на них... и при этом что-то в их лицах было общее. Ему так казалось.
Эрен в очередной раз сжал кулаки, пытаясь смирить гнев. Глаза застилала пелена ярости, язык с трудом отказывался сказать что-нибудь мерзкое. Хотелось. Безмерно хотелось бросить такое, что её заденет.
Сестра недоверчиво вошла в квартиру, и стала осматривать все вокруг. Аскетичные обои в бледно-бежевую полоску, деревянный шкаф для обуви. Она чуть прищурилась, а в следующую секунду раскрыла глаза, уставившись на совершенно голые стены холла. Обои стопкой рулонов лежали в углу, узкий диванчик был заслан несколькими слоями строительной пленки.
