- Ну как, нравится? - Сказал практически у уха Эрен, и Одетт опять рефлекторно вздрогнула. - Двадцать пять квадратных метров. Красота, да и только, правда? - Голос звучал то ли иронично, то ли раздраженно.
- Тут холодно. - Призналась девушка, сконфуженно отводя глаза. - Но, наверно, пойдет. У тебя нет постельного белья?
- Нет. - Мужчина поднял брови с невнятной улыбкой. - Ах да, кондиционер не работает, извини. Его повесили назад строители после выравнивания стен, хотя я им сказал, что он - на выброс.
- Понятно. - Одетт поежилась. - Я оставлю тут сумку и осмотрюсь.
- Буду ждать тебя на кухне. - Андертест медленно развернулся и пошел прочь, скрываясь в темноте жуткого коридора с голыми стенами.
Она не так его себе представляла. Спустя столько времени… конечно он вырос. Вырос, и не мог быть тем мальчиком, которого девушка помнила. Любой, даже самый наивный человек понял бы, что сейчас Эрен с огромным трудом давил в себе внезапно прорвавшуюся обиду, неприязнь. “Через какое-то время он остынет” - с грустью размышляла Одетт, глядя на начищенный пол. “Остынет, и мы, может, начнем жить как нормальные сожители. Когда этот момент наступит… у меня, вероятно, хватит сил сказать, что я ему никакая не единокровная сестра. Вряд ли спустя время он попрет меня отсюда”.
Ей хотелось ему это, однажды, сказать. Потому что глядя на его спину, девушка с грустью отводила глаза, пряча неловкий, стыдливый взгляд.
Она представляла сына своего отчима менее красивым. Представляла с крупным, как в юности, носом, с глубокими синяками под глазами и длинным угловатым телом. Было бы даже легче, если б он выглядел так же, как в её воображении. Не было бы так горько от мысли, что он её, откровенно, терпеть не может. Что мечтает, как она упадет с лестницы, или уйдет, и не вернется.
“Ну, всему свое время” - воодушевляюще подумала Одетт. “Вряд ли я ему в самом деле понравлюсь, но, может, стоит попробовать? Пусть наши семьи и откровенно враждовали, нам же не обязательно враждовать по наследству? Верно?”.
Дрожали губы. Картонное воодушевление трескалось, оставляя после себя лишь неуверенность и страх. О чем она себе сейчас позволила думать? Что человек, ненавидящий её, и её маму больше, чем кого-либо растает, подобреет, и согласиться однажды сходить с ней на свидание? После того, как отказался постельное белье давать?
“Я - полная дура, не иначе” - с усмешкой подумала девушка. “Я его откровенно боюсь, и еще думаю, что могу понравится? Очнись, Одетт. Этот мужчина пожелает у джина твоей смерти, если будет иметь возможность. Пересиди здесь темные времена, и беги прочь, пока еще ноги есть. Нечего мечтать, тебе не двенадцать лет”.
Она медленно поднялась, и медленно пошла на кухню, дверь в которую была напротив, в конце коридора. Одинокая лампочка все еще зловеще раскачивалась на потолке.
Хозяин стоял у плиты и варил кофе в серебристой турке. Запах зерен растворялся в холодном воздухе, отчего-то захотелось закашляться.
Огромная кухня-столовая. Совершенно новый кухонный гарнитур из темного дерева, с линейной резьбой. Мелкая, серая, матовая плитка на полу в рабочей зоне, и бежевая на стенах между шкафчиками, в мелкий коричневый цветок. На окнах стояли горшки с декоративным миртом. В зоне столовой стоял широкий круглый стол, из того же дерева, что и гарнитур, и три изящных темных стула. Чуть поодаль - прямой, мягкий, бежевый диван с коричневыми листиками, на котором лежали две белые декоративные подушки. К стене напротив кронштейном был прицеплен огромный тонкий телевизор.
