Мне так и надо.
Или никто такого не заслужил? Может, и никто, но я все же радуюсь этому зуду, который заставил меня причинить самой себе вред. Без зуда я бы не сумела, слишком стала боязливой и нежной.
В чем, в сущности, наибольший кошмар моего проступка?
В нелепой безудержности порыва, без оглядки на последствия, принципы и мораль, только-то и всего.
Моя вина лежит на мне, я этого не отрицаю. Как не отрицаю ничего из сказанного мной в прошлую пятницу по пьяни, когда я еще пила.
До того, как мне потребовались таблетки, которые нельзя мешать с алкоголем.
Я перестала пить неделю назад, и я этому рада. Но запретный плод сладок.
Успокаиваю себя тем, что…
Если честно, мне нечем себя успокоить. Во всяком случае – до тех пор, пока действие таблеток не начнет меня мои ощущения.
До того, как они мне понадобились. Черт возьми, они давно были мне нужны.
Но это не так-то легко признать.
Так вот: я не отрекаюсь от своих слов.
Я ничего не помню, так и есть. Я была пьяна, весела и неистова.
Меня обнимали теплые руки, меня укладывали спать, чтобы я проснулась без тяжести на сердце, без воспоминаний.
Зачем меня уложили спать? Я хотела порхать, кружиться и дарить людям свет.
А проснулась погасшей и сломанной.
Но теперь внутри меня пузырится давно забытая радость.
Я переехала в комнату ближе к морю. Если смотреть из моего единственного крошечного окошка на улицу, чуть вправо, будет видна фруктовая лавка, где продают сушеную хурму и инжир.
Дальше живет пушистое, но злобное создание, которого хозяйка называет Проглотом, и я бы не удивилась, если бы он на меня накинулся.
Вообще-то, я не самая аппетитная добыча сейчас, если говорить откровенно.
Я сплю по двенадцать часов в день и совсем забросила спорт.
Мне не хватает мотивации, чтобы выйти на пробежку или записаться в бассейн.
Я напишу тебе об этом в письме через месяц и три дня, и ты очень любезно ответишь:
Милая, не забывай баловать себя и делать то, что тебе нравится. Стоит только начать, и силы появятся, как по волшебству.
Спасибо, подумаю я, и вернусь к своей монотонной рутине, в которую мне никак не удается втиснуть физическую активность.
Аппетит ни к черту, перебиваюсь по завету Марии Антуанетты пирожными, потому что денег на хлеб нет.
Уволилась с завода, потому что надоело. Драить, менять воду, отжимать голыми руками вонючие тряпки, протирать пыль, уставать до хрипоты, и ничего не получать взамен оказалось слишком выматывающим для меня занятием.
Сижу на пособии по безработице, а это прожиточный минимум, и мне хватает его на десять пачек сигарет в месяц, на три килограмма крупы, мыло, пять пирожных и еще горстку мелочей.
Я из-за этого вовсе не убиваюсь, и не обмолвлюсь ни словом, когда мы встретимся, какое голодное и неприятное это было для меня время.
Я буду рассказывать, что жила как богема конца девятнадцатого-начала двадцатого века-веков. Шаталась по улицам, коротала дни, беседуя с молодыми светлыми умами, проводила ночи в дискуссиях о великом, прекрасном, уродливом, творческом, нищем и безобразном.
Собиралась возглавить революцию, получила права, выучила наизусть все свои стихи, потому что собиралась с ними выступать, а потом случайно подалась в актрисы.
Ты знаешь, как мне всегда хотелось сыграть какую-нибудь роль в любом спектакле, только бы взяли, только бы заметили, только бы аплодировали.
И мне аплодировали, хотя спектакль был провальный, постановка ни к черту, и игра наша – сплошная катастрофа.
