Откуда мне знать, что я имею в виду, до того как услышу, что говорю? - страница 18

К счастью, вопрос о том, как перенести подобную «тренировку сочувствия» с крыс на людей, даже не обсуждался. Но результаты эксперимента оказались куда более интересными, чем ожидалось. Испытание общей болью оказалось ненужным. Даже в контрольной группе, где крыса А никогда не испытывала боли от электрошока, она решительно отказывалась нажимать на кнопку, не желая причинять боль другой крысе. Аналогичный опыт с обезьянами привел к тому, что подопытные животные буквально объявили голодовку, и эксперимент пришлось прекратить{37}. Похоже, наши ближайшие родственники уже на протяжении миллионов лет обладают способностью настолько сильно чувствовать боль ближнего, что они скорее будут голодать и даже умрут от голода, но не причинят боли другим. И эта способность при переходе от грызунов к обезьянам только усиливается. Разумеется, эти животные могут вступать друг с другом в ожесточенные драки, когда речь идет о защите статуса, собственной жизни и жизни детенышей. Но неспровоцированное и бесцельное насилие им чужды. От этого их защищает чувство глубокого дискомфорта, который возникает у них при виде боли, испытываемой другими.

Во всяком случае, мы считаем, что именно этим объясняется результат экспериментов. Конечно, вполне возможно, что кто-то из практикантов забыл в клетке текст Женевской конвенции, но результат от этого не меняется: насилие не является для животных самоцелью. С эволюционной точки зрения оно дает сомнительные преимущества. Ведь любая борьба повышает риск утраты собственных ресурсов.

Результаты этих опытов заставили нас в корне пересмотреть свои представления о сочувствии у животных. К сожалению, мы не знаем, что после этих экспериментов животные думают о человеческом сочувствии.

Тем не менее мы уже можем сказать, что человеческий мозг воспринимает боль других людей почти как свою личную. Если мы видим, как кто-то ударяется головой, то срабатывают практически все центры, участвующие в восприятии собственной боли: мозжечок, островковая доля, поясная извилина. Две последние области мозга, строго говоря, определяют степень и характер боли: пульсирующий (как при головной боли), жгучий (при ссадинах), острый и едва переносимый (когда мы ударяемся мизинцем ноги о ножку стола). Островковая доля (или островок) дополнительно отвечает за соответствующую стрессовую реакцию тела. Правда, наблюдение за тем, как другие испытывают боль, активизирует все-таки не абсолютно те же зоны мозга, что и в том случае, когда мы сами ее испытываем. Вы никогда не чувствуете чужую боль с такой же интенсивностью, как свою. В противном случае фильмов ужасов было бы значительно меньше. И ортопедов тоже.

Вопрос, в чем именно заключаются расхождения, в частности то, в какой мере в процессе восприятия чужой боли участвуют сенсорные зоны коры, все еще остается предметом дискуссий. Обычно сенсорные зоны реагируют, когда мы наблюдаем особо сильную боль или представляем ее себе{38}. В этом случае она ощущается почти как собственная. Причиной, по которой вид чужой боли иногда причиняет нам сильные страдания, а иногда переносится довольно легко, является то, какие области мозга задействуются. Участники эксперимента, которые без всяких проблем смотрят сцены насилия в фильмах ужасов, испытывают шок и отключают просмотр реальных съемок, когда в кадре пациенту удаляют кожу лица. В этом случае наблюдается явный переход границы переносимости. То, что чужая боль в контролируемых дозах может восприниматься достаточно легко, является, пожалуй, причиной успеха фильмов ужасов. Это как буря в стакане воды.