Откуда мне знать, что я имею в виду, до того как услышу, что говорю? - страница 20

Для описания этих нюансов придется воспользоваться всем богатством синонимов. Наряду с эмпатией мы говорим также о сочувствии, участии, сострадании, сопереживании, но пока не можем прийти к единому выводу относительно того, в чем именно заключается различие между ними (не говоря уже о том, что по смыслу подходит еще и соболезнование, то есть «соощущение боли»). Да и вообще, такие сложные модели поведения – это высшая математика неврологии, в которой остается еще много белых пятен и тем для дискуссий.

Но все более или менее сходятся в том, что сочувствие и помощь – это разные механизмы, которые отличаются друг от друга по уровню когнитивно сти, степени автоматизации и зависят от возраста. Главную роль здесь, по общему мнению, играет вопрос «Понимаю ли я, почему это делаю/ чувствую?». Таким образом, для простоты изложим эту мысль следующим образом: для эмпатии, как мы ее понимаем, необходимо приблизительно представлять себе, почему у нас возникло такое чувство. Эмпатия – это разделенная с другим человеком эмоция плюс некоторый минимум понимания{40}.

В данном отношении наши дикие гуси не могут служить примером. Они хоть и заражаются паникой от окружающих, но нет ни одного исследования, подтверждающего, что хотя бы один гусь соображает, в чем ее причина. Они просто заимствуют страх у других и считают его своим собственным. Это как подставка для тортов, стоящая у вас на кухонной полке. Вам ее кто-то подарил, но вы уже давно забыли, кто именно. Она у вас просто есть. И от кого бы эта подставка ни досталась вам в наследство, она теперь ваша. Точно так же гусь рассматривает чувства своих сородичей. Для него нет разницы, заметил он опасность лично или это сделал кто-то другой. Паника есть паника. Нельзя сказать, что гусю страшно потому, что страшно его сородичам. Нет, это его личный страх. И ввиду грозящей опасности это достаточно целесообразный подход.

Вот только вся эта ситуация имеет очень мало общего с социальным познанием. Для нее не требуется понимания. Она основана только на стремлении к личному выживанию и удовлетворению собственных потребностей. Если бы мы вели себя подобным образом, то, видя по телевизору людей, которых застигла снежная буря, надевали бы теплые носки. В глобальном плане от этого нет никакой пользы. Но именно так поступают люди в самом начале своей жизни: если ребенок видит, что исследователь в лаборатории плачет, потому что сломалась его кукла (а с психологами такое случается чаще, чем можно подумать), он не бежит, чтобы его успокоить. Он подбегает к своей маме и просится на ручки. С точки зрения ребенка, проблема решена. Это называется эгоцентрической эмпатией. Однако ученому такое поведение ребенка никак не помогает. А вдобавок еще и у мамы может испортиться настроение.

Или давайте вспомним младенца, который кричит, услышав плач другого ребенка. Кому он этим помогает (если не считать самого себя, разумеется)? С эволюционной точки зрения такого поведения достаточно. Но представьте себе, что вы бы точно так же отреагировали на плач своего ребенка. «Ты плачешь? Ну тогда и я поплачу». Вот такая ситуация с точки зрения эволюции уже сомнительна.

Нет, проблема на самом деле кроется в другом. Если я вижу, что сосед по даче забыл выключить воду и она течет из шланга, то я не поступаю точно так же, а иду к нему и говорю об этом. Как бы привлекательна ни была идея слиться душами и подражать друг другу, цель сочувствия иная. Это не поможет нам лучше понять чувства ближнего. Нам уже и так зачастую достаточно сложно отличить свои эмоции от эмоций окружающих.