И утром, когда Катя, ещё сонная, отправлялась на занятия, и после обеда, когда уже радостная и возбуждённая спешила по магазинам с деньгами, которые ей дал почти настоящий, нет не почти, а уже настоящий муж, мужчина, её мужчина, и вечером, когда они отправлялись гулять, – всё время мир весны был озвучен пением, трелью, переливами, щебетанием птиц.
– Глеб, может мне после занятий съездить на вокзал и купить билеты? – спросила Катя за завтраком в четверг.
– Зачем? – удивился Глеб. – Я беру машину у Антон, а и мы поедем на белой «Ладе», почти как на белом коне. Антон очень хочет продать её мне, ну а я, конечно, очень хочу купить её. Вот и испытаем, попробуем этого коня…
Выехали рано, в шесть часов утра, путь до Вёшенской далёкий – часов шесть ходу. Дорога в это тёмное время ещё была почти пустой, только иногда слепили глаза встречные машины. Уютный салон «Лады», тишина, двигателя почти не слышно, красивый свет приборов, статный, даже вальяжный бег авто, рядом любимый человек, управляющий почти своим автомобилем… Вот только это «почти». Да, пока у Кати все было «почти». Почти муж, почти семья, почти своя машина… Но это было, было у неё, у той девочки Кати, которая росла без родителей, без достатка, без особого счастья. И сейчас это «почти» было для неё не «почти», а «уже». Ведь Глеб – реальный и, главное, настоящий мужчина. Вот это и не было «почти». Это было на самом деле. Была та драка, кровь из губы, белый платок с синими полосками по краям. Было, да было хамство, недостойное ёё, Кати, поведение, но ведь был и букетик нарциссов и слова: «Выходи за меня замуж» там, у окна возле аудитории. И был её, для неё самой неожиданный ответ: «Пойдем». И это не «почти». Это настоящая радостная жизнь. И есть тот пакетик с аистом и младенцем, где указано, что 22 мая в 11.30 их ждут для бракосочетания. Через месяц…
Так, сидя рядом с Глебом на удобном сидении «Лады» и посматривая иногда на него, внимательного и сосредоточенного на дороге, думала Катя. А машина послушно бежала по шоссе, неся их обоих не только в станицу, но и в будущую жизнь. Вот уже засерел, загорелся, заголубел небосвод, звёзды стали меркнуть на небе и исчезать в свете зарождающегося дня. Вокруг дороги уже обрисовались вспаханные и засеянные поля, начинающие зеленеть посадки… бескрайние, бескрайние просторы России прорисовывались все четче и четче в новом дне. Спать совсем не хотелось, хотелось просто взять и положить голову на плечо к Глебу. Но она боялась помешать ему. И Глеб, словно чувствуя желание Кати, убрал правую руку с руля и положил её на Катину ладонь сверху. Тонкие, упругие венки ощущались под его пальцами. Он нежно погладил их и, словно отозвавшись на это прикосновение, рука перевернулась вверх ладонью, и тоненькие пальчики вплелись между его пальцами, слегка согнулись и застыли, застыли в удовольствии.
– Не спишь? – спросил Глеб. – Если хочешь, поспи, день впереди нелёгкий.
– Нет, я не хочу, я смотрю на тебя и мне хорошо. Я смотрю, чтобы ты не заснул.
– А вы похожи с Настей?
– Конечно. Но все же о чем ты хочешь её спросить?
– Вот приедешь и услышишь, – отшутился Глеб. – Жаль, ещё холодно, в Дону не искупаешься.
– А мы, бывало, в апреле уже купались в детстве. Вода холодная, и тело все дрожит, и радостно, и приятно, и мурашки по коже. И весело.
Это было время, когда страна готовилась к олимпиаде. Это было время Высоцкого, его «Охоты на волков» и «Коней привередливых». Это было время «Жигулей» и «Лад». Говорят, это было время застоя, но это было хорошее время!
