– Именно. Одна проблема цепляет другую, – это Костя.
– Что вам сказать, мужчины? Не проблема цепляет проблему, а случайность цепляет случайность. За каждым шагом идет следующий. Что было до того, нам нет дела. Это еще как-то называется, не помню как.
– Ну, мам, ты даешь! Бьешь в яблочко! Это называется марковским процессом.
– Точно! Я уже позабыла.
Артур не смог удержаться от обобщения.
– Друзья мои, – он обращался к матери и крестному. – ледиз энд джентльмене, вы представляете два противоположных взгляда на действительность. Одна стоит за фатальную цепную случайность, а другой – за тщательно скрываемую предопределенность.
– И истина – посередине?
Артур покачал головой.
– Увы! Посередине всякий раз оказывается не истина, а проблема, – сказав это, Артур поднялся и пошел в ванную мыть руки.
Костя перевел глаза на Марину.
– Как он? – Костя покосился в сторону ванной.
– Держится.
– Я скоро на дачу собираюсь. Давай возьму его к себе. Там природа. Перемена места. Как думаешь?
– Ты предложи. Я думаю, ему это только на пользу пойдет. Пусть отвлечется.
– Аминь, – сказал Костя.
– Вы чего тут? – спросил Артур, возвращаясь в кухню.
– Ничего, – сказала Марина. – Садись… Костя, налей еще. Что-то вы совсем у меня не пьете и не едите!
Когда стало темнеть, Костя засобирался домой. Артур пошел его провожать.
Большой лапой весна нежно сжимала сердце. Подсиненный вечерней ясностью воздух слегка пружинил. Его подгонял легкий, мятно-прохладный ветерок. Можно расстегнуть куртку, сунуть руки в карманы и идти себе навстречу закату. Идти, развернув плечи, приподняв подбородок, ловя отблески розового света в разрезе между домами.
При Сталине по этой улице ходил трамвай. Костя это помнил, а Артуру достались только остатки трамвайных путей вместе с выстланной булыжником мостовой. При Хрущеве мостовую заасфальтировали. При Брежневе построили два высоких дома. Вот они стоят, похожие на два белых паруса. А там, впереди, на пересечении улицы с Садовым кольцом стоял кинотеатр «Спартак». Он находился на втором этаже двухэтажного здания, а на первом был большой магазин. Здание сломали. И еще несколько домиков пошло на слом, в них тоже были магазины – молочный, часовой, галантерейный. На этом месте поставили большой кинотеатр «Новороссийск». Он должен был напоминать о местах, где воевал Брежнев. Перед входом в кинотеатр установили тяжелый чугунный якорь.
Ничего не построили при Горбачеве, ничего при Ельцине, только стали менять названия магазинов. Что за время?!
– Смутное время, – сказал Артур.
– Да, – сказал Костя.
Они помолчали. Ветер на Садовом кольце вовсю фрондировал, ходил колесом, как акробат на арене. На перекрестке автомобили танцевали свою кадриль. Они лишь изредка нарушали движения танца и убегали налево к Курскому вокзалу. Маэстро-светофоры в сиреневых сумерках светили особенно ярко.
Большой кинотеатр – это хорошо, но все-таки жаль было маленьких магазинчиков.
– Я, – сказал Костя и кашлянул, – я, когда ушла Ирина, почувствовал себя каким-то инвалидом, будто потерял ногу или правую руку, не мог приноровиться, как жить дальше.
– Да, – сказал Артур, – что-то похожее действительно есть.
– Фантомные боли остаются на всю жизнь, – сказал Костя.
– Сейчас – просто рана, – сказал Артур.
– Да, – сказал Костя. – А что, обратно не приставишь?
– Кажется, она нашла другого.
– Не ревнуешь.
– Нет, что ты! Сожаление. Оно все выжигает.
