– Никак нет, ваше высокопревосходительство, – твердо выговаривая слова, заявил самый пожилой из них, Евсей Медведев.
– А ты на кого жалуешься? – брезгливо сморщился Сухарев, приготовившись выслушать очередную тираду о лихоимстве или о чем-то подобном.
– Прошение у меня, ваше высокопревосходительство, – вздохнул тот, и губернатор понял, что безнадежно опоздает на обед, а значит, опять встретит насупленную жену, которая из-за своей врожденной немецкой пунктуальности не терпела опозданий, а тем более отговорок о долге, службе и прочих пустяках, которые для нее, женщины, были не более чем скучными делами, без которых и так можно было бы жить без особых забот и хлопот.
– Говори, чего просишь, – ободряюще махнул в сторону Медведева ручкой Алексей Михайлович.
– Дозволения прошу вашего бумажную фабрику открыть, – чуть кашлянув, сообщил купец.
– Фабрику, говоришь? – удивленно поднял брови губернатор, не найдясь сразу, что ответить. – Зачем тебе фабрика?
– Как зачем? – в свою очередь недоуменно переспросил Медведев. – Бумагу на ней выделывать стану.
– И добрую бумагу али как эта? – ткнул в сторону секретарского стола пальцем Алексей Михайлович.
Медведев чуть прищурясь, посмотрел на лист, по которому торопливо бегало остро отточенное перо, и неожиданно широко улыбнулся.
– Так и думал, что ваше превосходительство о том спросит. Худая бумага и стоить мало будет, а за хорошую и цену добрую дадут.
– Правильно говоришь, – согласился Сухарев, не отрывая глаз от часовой стрелки, которая уже достигла самого центра цифры «12» и теперь медленно начинала преодолевать ее, напоминая губернатору о сведенных к переносью тонких бровях жены. – Чего от меня хочешь?
– Так я говорю, соизволения вашего испрашиваю.
– Где фабрику ставить думаешь? – Сухареву было абсолютно все равно, где купец замыслил ставить, будь она трижды неладна, свою фабрику, хоть у черта на куличках, лишь бы скорее заканчивал, но привычное чувство государственного человека заставляло губернатора вновь и вновь задавать вопросы, вникать в суть дела.
– Заимка у меня имеется, от отца еще осталась, возле татарских юрт на речке Суклемке. Там и думаю…
– Суклемке, – вслед за купцом повторил Алексей Михайлович, хотя совершенно не представлял, где то место находится. – Работников нанимать станешь али как?
– Прикупить бы десяток человек, – заискивающе поглядел на губернатора купец.
– А сам не знаешь, что недозволено тебе, податному человеку, крепостных иметь. Не дворянин, поди.
– Иначе фабрику не пустить, – тяжело вздохнул Медведев.
– Нанять можно, – подсказал ему Нефедьев.
– Толк какой? – возразил Михаил Корнильев. – Им, коль чего не по нраву, то ноги в руки, и айда, куда глаза глядят. Лучше и не пробовать.
– Инородцев в услужение покупать дозволено, – намекнул Медведев и выразительно посмотрел на Сухарева, стараясь угадать, как тот отнесется к подобному.
Покупать инородцев в Сибири могли негласно практически все состоятельные люди, определяя их в прислугу или еще куда. Главным образом скупали детей у тех же киргизов или калмыков, реже у остяков, воспитывали их, оставляли у себя на службе, коль те сами не противились. Но никаких прав у владельца малолетнего инородца у русского человека не было, не то что в России, где господа владели целыми селами и деревнями, и самое главное, владели законно, с занесением того права на казенном документе, могли передавать и детям и продать, подарить. Тут же, в Сибири, когда случалась нужда в работных людях, то хоть закричись, предлагай любые деньги, а никто тебе не поможет. Хотя у всех купцов, да и у богатых мещан жили в работниках без паспортов или иных документов молодые парни и девки, и все закрывали на то глаза, включая самого губернатора. Сейчас Медведев предлагал, не стесняясь, без обиняков, что-то не совсем законное, что именно, Сухарев уловить пока не мог.
