– Это ты правильно, – Анна одобрительно покивала. – А вот скажи-ка мне, среди тех, кого Демьян кнутом попотчевал, дружинниц твоих не было?
– Была одна.
– К самострелу не допускать, из дружины выгнать, – Анна прихлопнула по столу ладонью. – Нам еще болта в спину от обозленной молодухи не хватало!
– Так уже, Анна Павловна, – Листвяна слегка пожала плечами. – Меня с огнем играть еще в детстве отучили.
– Ладно, с этим, я вижу, у тебя порядок. Да и Корней, наверно, приглядывает?
– Да нет, – позволила себе намек на усмешку ключница. – Для него это так, баловство. Правда, упредил, что если кто из них, не дай бог, болт куда-нибудь не туда засадит, он с меня спросит. Ну, так это и с самого начала понятно было.
– Ладно… ну, а как себя во главе полутора десятков стрелков мыслишь?
– Ты о том, что холопка вольными женщинами командует? – уточнила Листвяна и, не дожидаясь ответа, пояснила: – Ты же знаешь, что ни на кого из нас обельные грамоты еще не выправлены, ждет чего-то Корней. Для людей-то мы, конечно, холопы, но по слову воеводы все в любой миг еще перемениться может. Да и среди стрелков моих не все вольные, мы же по способности к стрельбе подбирали, а не по достоинству вольному или подневольному.
Анна спрашивала совсем о другом, но слова Листвяны о том, что Корней чего-то ждет, ее заинтересовали.
– И чего же, по-твоему, батюшка дожидается?
– Так известно, чего! Отроки-то… в Младшей страже тоже не все вольные. Ну, кого-то убьют, кто-то чем-то отличиться сумеет, кто-то добычу возьмет такую, что на выкуп хватит… Не угадаешь сейчас, позже увидят, кто на что способен. Так и в бабьем десятке: тех, кто в усмирении бунта участвовал… холопить уже как-то и не с руки…
– Или ту, кто воеводе ребенка родит! – Анна даже и думать себе запретила о том, что Листвяна может стать вольной раньше – по смерти Первака.
– И это тоже, – ничуть не смутившись, согласилась Листвяна, – все по обычаю. А дожидается Корней… Ты верно сказала: кончились Славомировичи, а за то, чтобы Лисовинами зваться, такая толкотня начнется – все ноги друг дружке пооттопчут! Пока еще незаметно, но ребятки-то подрастут, додумаются. То же и остальные куньевцы… Если не в родню, то хоть каким-то боком притулиться к Лисовинам. Только это ведь еще заслужить надо! В бабьем десятке себя показать – запросто. А еще у тебя, Анна Павловна, под рукой сотня женихов. Полонянкам замуж тоже охота, да не за кого попало, но с ратнинскими девами им соперничать… сама понимаешь. Только на тебя и благоволение твое надежда.
Вот я и думаю: ждет Корней, когда явственно станет, кто ему нужен и полезен, кому доверять можно, а кто… всего лишь добыча воинская. Как выберет, так дело и до обельных грамот дойдет, и прочего. Михайле надежных и полезных оставлять надобно, проверенных и испытанных.
– Михайле? – Анна вся подобралась и насторожилась. – Сама догадалась или Корней обмолвился?
– И догадалась, и… Я же к колодцу не только за водой хожу, да и в других местах… и девки-молодухи тоже… Все Ратное уверено, что, проживи Корней еще лет десять, наследовать ему будет Михайла и никто иной. Одни согласны и одобряют, другие – ни так, ни сяк, а кто-то и злобится, но в том, что так будет, сомнений нет. А против такой силы не попрешь, будь ты… да хоть кто!
«Вот, значит, как! Все уже за нас решено. А из крепости-то и не видно… Да и тут, в Ратном, давненько ты, матушка, с ведрами не хаживала, давненько. А зря! Или уж вызнавай, о чем там судачат, у тех, кто у колодца каждый день отирается. Листька-то догадалась!
