Здесь, далеко на севере Обитаемых Земель, из года в год весна с запозданием вступала в свои права. Но несколько дней назад холода окончательно отступили. На вековых соснах появились молодые светло-зеленые побеги. Раскрылись созревшие шишки, рассеивая по ветру легкие крылатые семена. Под покрытыми морщинистой корой деревьями зазеленела свежая травяная поросль. Отовсюду слышалась веселая птичья разноголосица, изредка прерываемая трелями соловья или брачной песней самца-кукушки.
Извилистая тропинка уводила совершавшего утреннюю прогулку Иоганнеса все дальше и дальше в лес. Епископу хотелось хоть на время скрыться от докучливых приезжих и побыть в одиночестве. Поддавшись легкомысленному весеннему настроению, монах стал тихонько напевать:
Я стану, стану великим магом,
И всех я превзойду.
А Розу, коварно меня предавшую,
Найду, удивлю, обниму…
– Гм, – задумчиво протянул епископ, остановившись прямо посередине лесной тропы. – Последнее слово явно выбивается из общего текста.
Действительно, обнимать девушку, выдавшую его сокровенные планы недоброжелателям, было как-то неправильно. Ведь именно из-за вероломства новициатки7 Розы, оказавшейся шпионкой короля Вендарии Дамиана Второго Справедливого, Иоганнеса сослали в эти дремучие леса полтора года назад.
На Его Преосвященство внезапно нахлынули грустные воспоминания. Он сошел с тропинки и присел на трухлявый пень, сиротливо торчавший на краю поляны. Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, Иоганнес вытащил из ножен на поясе золотой кинжал и принялся в очередной раз его разглядывать. Сей ценный предмет являлся одушевленным магическим артефактом и однажды сам выбрал ссыльного монаха своим хранителем. Подняв кинжал на уровень глаз, Иоганнес посмотрел на маленькое отверстие в рукоятке. «Так я и не понял, зачем нужна эта прорезь, – принялся размышлять епископ. – Шнурок в нее протянуть – затея неудачная. Повесишь потом кинжал на шею, а ножны, глядишь, и соскочат. Непонятно». Поддавшись вернувшемуся игривому настрою, Иоганнес поднес рукоятку волшебного артефакта к губам. Дуя в дырочку, он попытался насвистеть мелодию известной фривольной песенки.
Внезапно кинжал в руках епископа затрясся мелкой дрожью. Из отверстия в рукоятке вылетел рой крохотных сияющих золотом жучков с острыми, как иглы, жалами. Рассерженно гудя, опасные создания закружились перед лицом опешившего монаха.
– Ой! – тихо произнес тот.
Ему показалось, что при звуках голоса жало у ближайшего к нему светящегося жука немного уменьшилось.
– Ой-ой-ой! – чуть громче произнес испуганный инок.
Насекомые замерли на месте, быстро махая крылышками, и как будто прислушиваясь. Их острые жала сделались меньше. И тогда епископ запел дрожащим голосом:
Я стану, стану великим магом,
И всех я превзойду.
А Розу, коварно меня предавшую,
Найду, удивлю, обниму?!
Достигну славы огромной я,
И все склонятся пред мной.
Второго такого в мире нет,
Ведь я живой святой…
Постепенно, под звуки голоса монаха, игловидные жала у золотых жуков уменьшились в размерах, а потом и вовсе исчезли. Их сверкающие тельца стали миниатюрнее, а крылышки, наоборот, выросли. Опасные создания прямо на глазах превратились в симпатичных золотистых мотыльков. Сияющие бабочки грациозно закружились над головой застывшего на пне Иоганнеса, а затем соединились в порхающую гирлянду. «Живой святой» заворожено следил за их чудесным превращением. Он затянул свою коротенькую песенку во второй раз. Крохотные мотыльки вытянулись в длинную сияющую цепочку. То отлетая, то снова возвращаясь к лицу епископа, они как будто манили Иоганнеса за собой. Монах поднялся с пня, и, не сводя глаз с парившей в воздухе вереницы золотых бабочек, двинулся в неизвестность. Многократно ныряя вслед за мотыльками в, казалось, непроходимые заросли кустарников, епископ потерял счет времени. Пару раз он пробовал было остановиться. Но золотые светлячки тут же возвращались. Их становившийся угрожающим полет, а также появление острых жал подавляли краткие всплески строптивости у монаха. Помолившись святому Аполлинарию и положившись на судьбу, Иоганнес продолжал путь.
