Последние слова прозвучали довольно агрессивным тоном. К тому же, задавая вопрос, старая женщина взглянула на стоявших у входной двери милиционеров в упор.
– А вы, извините, кто будете? – неожиданно подал голос молчавший все это время молодой участковый.
Нелицеприятные слова о коллегах его сильно задели, и теперь он стоял с раскрасневшимся лицом и в явном напряжении. Было заметно, что мужчина еле сдерживает себя – настолько сильно ему сейчас хотелось отстоять честь милицейского мундира.
– Да, простите, забыла представиться. Хельга Генриховна Петерсон. Прихожусь родной бабушкой вот этой юной особе, Осиповой Елене. В настоящее время я на пенсии и проживаю здесь вместе со своей внучкой. Думаю, для вас этого будет вполне достаточно, – вызывающим тоном закончила старуха, обращаясь лично к участковому Пикалину.
Тот раскраснелся еще сильнее и с гримасой возмущения уже открыл было рот, чтобы сказать что-то еще, но в этот момент в их перепалку вступила молодая блондинка:
– Ой, простите, пожалуйста, я так разволновалась, что совсем потеряла голову! Это все из-за новости об убийстве. Проходите, пожалуйста, на кухню, я вам свежего чаю заварю! Вы же здесь, наверное, с самого утра, наверняка уже все продрогли. Я как только вышла в подъезд, первым делом обратила внимание, насколько сегодня резко похолодало. Проходите, проходите, не стесняйтесь! Сейчас еще пирог вишневый будет! Я его в честь сегодняшнего праздника испекла, как раньше всегда моя мама делала.
Девушка проявила гостеприимство, однако после слов о матери у нее на глазах вновь появились слезы.
Участковый, который, очевидно, был очень упертым молодым человеком и никак не мог простить старухе слов о работе милиции, вместо того чтобы принять столь любезное приглашение, наоборот, попросил у Киряк разрешения покинуть расположение квартиры. Олеся Сергеевна возражать не стала.
Сама же она сняла куртку и прошла на кухню.
От чего угодно могла сейчас отказаться действительно немного продрогшая и проголодавшаяся Киряк, но только не от горячего чая с пирогом. К тому же впереди ее ждал еще почти целый день, а говорить о Геннадии Никитине и его отношениях с возлюбленным Елены было значительно проще за чашкой чая в непринужденной обстановке.
Зайдя в небольшую, довольно стандартную кухню размером девять квадратных метров – собственно, как во всех девятиэтажных панельных домах, – сотрудница уголовного розыска крайне удивилась увиденной там обстановке. Все стены, кроме рабочей зоны около плиты и раковины, которые традиционно облицовывают кафельной плиткой, были оклеены заграничными обоями в стиле лучших салонов Европы начала XX века. Это были светло-коричневые в полоску обои с ярким золотистым тисненым орнаментом. В тон им на массивном карнизе, обрамляя тончайший нежно-бежевый тюль, висели такие же светло-коричневые шторы, собранные посередине золотистыми декоративными подхватами с кисточками на концах. Кругом царили идеальные чистота и порядок.
На небольшом кухонном столе, покрытом аккуратной клеенчатой скатертью, были идеально ровно расставлены китайские фарфоровые чашки и точно такие же блюдца. Рядом, отдельно на каждой салфетке, были разложены изящные антикварные серебряные ложечки. Прямо по центру, на небольшом серебряном подносе, источал аромат анонсированный ранее вишневый пирог, посыпанный сахарной пудрой и тертым темным шоколадом, а сверху удлиненным ромбом красовались аккуратно разложенные, как по линейке, засахаренные вишневые ягоды. Тут же стояла стеклянная сахарница, облагороженная ажурным серебряным контуром. Завершала композицию довольно большая китайская пиала, с горкой заполненная прожаренным миндалем.
