Оттепель 60-х - страница 19

– Пропоём теперь весь куплет сразу, – прервал беседу солдат-хормейстер. И все запели:

« Мчатся наши танки быстроходные,

Мчатся танки – сила всенародная.

Грозная сила, ударная –

Легендарные полки».

– Хозяева-то, оказывается, – воодушевилась в паузу жена капитана, – бациллоносители. Все мы переболели дизентерией, начиная с самого… Вот попали, так попали. Никогда так не было.

– Кончай, Клава, – прервал жену, морща нос с бородавкой, капитан.

Одна из женщин откликнулась:

– И давно вы живёте на этой квартире?

– Два месяца, – ответила Клава.

– А вы знаете, на днях свою квартиру сдавал старший лейтенант Иванцов.

– Как?! – воскликнула жена капитана и сокрушённо добавила: – Ведь говорила, сходи, узнай, а ты своё: « Куда я пойду, никого не знаю». – Давно он сдавал?

– Да совсем недавно. Это вам просто пришлось так. Вы поговорите, может, ещё и не передал, – сочувствовали женщины.

– И вот так всё время с ним. А ведь у меня двое детей, – запричитала Клава.

– Ну что, ну что, – оживился капитан, – плохой муж, что ли? За двадцать пять лет до капитана дослужился, ещё через десять, может, майора дадут. – И вдруг спохватился:

– А в следующий раз соберём 25 женщин, всех соберём.

И под команду солдата-хормейстера вновь зазвучала уже хорошо отшлифованная бойкая боевая песня «Мчатся наши танки быстроходные…»

– Случайно, не из Рязани ты, молодой?

– Нет, я из Курской области.

– Ну и как там соловьи поют и грибки растут?

– Какие там грибки…

– Ну, а рыбку ловил?

– У нас и озера-то нет.

– И реки нет?

– Нет. Лес за шесть километров, река тоже далеко.

– Значит, не хаживал на реку?

– Иногда было. На веломашину сядешь и на реку. А вообще-то, чтобы часто – нет.

– Что за веломашина?

Удивлённо: – Два колеса, рама.

– Велосипед, что ли?

– Он самый.

– Что же у вас за деревня?

– Восемьдесят дворов.

– И чем ты там промышлял?

– Работал.

– Трактористом?

– Нет.

– Комбайнёром?

– Нет, я по нарядам работал.

– Специальности нет, значит?

– Работал я везде, куда пошлют, а прав никаких нет.

– Чудаковатый ты какой-то. И не видно, чтоб скучал по дому.

– О чём там скучать?

– Неужели нет ни одного розового лучика в твоей прежней жизни? Ну,

а девушка-то была у тебя?

– А девушек у нас в деревне нет. Одни старики.

– Так ведь колхозы-то объединили?

– Объединили, как же. Но деревня-то, та же и осталась.

– А живут-то там как? Хоть пожрать-то есть что?

– О, это есть.

– Едите, значит, и водку хлещете?

– Нет, там самогон пьют.

– И ты так жил?

– В последнее время я не там жил.

– Где же?

– Сначала в Ростовской области, потом в Ельце. Я на железную дорогу

перешёл работать.

– Трудно из колхоза уйти?

– Главное, паспорт достать. А уйти легко.

– Ну, а в Ельце-то девушка есть?

– Там девушек много.

– У тебя появилась зазноба?

– Я там работал всего полгода. Не успел и познакомиться.

– Чудак, честное слово, чудак. И не тоскуешь нисколько по гражданке?

– Как тебе сказать, о прошлом не тоскую. Не о чём тосковать.

– Ну, будь здоров, дружище.

– А ты что из Рязани, что ли?

– Да нет, я издалека.

Пронёсся слух, что ночью произошло нападение на охраняемый объект и ранен часовой. После стрельбы был поднят караульный наряд, но нарушителей на объекте уже не было. Скрылись бесследно. Раненый часовой, солдат второго года службы, сообщил, что выстрелы раздавались со стороны боксов. Такого ЧП раньше не было, и даже не предполагалось, что оно могло произойти, так как полк располагался не на границе и не в какой-нибудь горячей точке, а в самом центре страны. А на дворе было мирное время. Солдата немедленно отправили в госпиталь, а на место ЧП вызвали военного дознавателя для детального расследования инцидента. Очень скоро, после осмотра места действия, оружия и одежды часового, установили, что никакого нападения не было, а что это очевидный «самострел». Шинель часового с правой стороны на груди при соприкосновении с пулей обожжена. А ствол автомата указывал на то, что совсем недавно стреляли именно из него. Эксперт был опытный, помнящий ещё «самострелы» военных лет, а солдат, будучи женатым человеком, очень захотел домой и решил «комиссоваться», наивно полагая, что сделать это можно очень просто. Вскоре после лечения его осудил военный трибунал. И вместо встречи с женой через год, он загремел в места лишения свободы на три года, сменив «почётную» казарму на тюремные нары.