– Ну, для сада действительно «без последствия», а для вас с большими последствиями. Не подумай вы об озорстве и яблоках, а подумай об уставе и несении караульной службы – не ушли бы с поста и не бросили оружие. Вот тогда бы не было последствий.
…Через двадцать дней после расследования самовольного ухода солдат с поста военный трибунал осудил их на полтора года дисбата каждого.
8 января 1964 года командир дивизии, выступая на комсомольском собрании личного состава, говорил: « Когда солдат покидает пост, уходя даже к больной дочери, он этим самым убивает дочь, открывая ворота врагу нашей Родины».
Первый наряд в штабе полка в качестве
посыльного
Я стоял у стола, отдавал честь офицерам и при необходимости выполнял указания дежурного писаря. Тут как-то незаметно появился полковник, подошёл ко мне и потребовал позвать дежурного писаря. Тотчас появился писарь.
– Почему не подаёте команду «смирно», когда я вошёл, товарищ ефрейтор? – возмутился офицер.
Дежурный писарь, резко вытянувшись, спокойно смотрел полковнику в грудь. А когда тот ещё открыл было рот для возмущения, вдруг выпалил:
– Виноват, товарищ полковник!
Тот опешил и, пожимая плечами, пробормотал: – «Виноват, виноват»… Что с него возьмёшь, коль «виноват», – и пошёл к командиру части.
После этого я обратился к ефрейтору: – Ведь ты не виноват, ты же его не видел? Если кто и виноват, так это я.
– А ты знаешь, кто это? – спросил меня ефрейтор.
– Нет.
– А я знаю. Ты и не мог быть виноватым. Но дело не в этом. Тебя смущает слово «виноват». Видишь ли, солдат всегда оправдывается, и только когда его прижмут, он говорит «виноват». А я сразу сказал: « Виноват, товарищ полковник», и он успокоился. Инцидент исчерпан. Дело в том, что после этого слова, начальник и подчинённый всегда расходятся удовлетворёнными.
Рабочее (офицерское) время перевалило за полдень. Оставалось часа два до окончания. В штабе полка разговорились «по душам» два офицера. Нет-нет, да раздавалось многозначительное «хи-хи-хи» майора связи. При этом он нервно хватался за плешивую голову и щурил припухшие глаза. Его собеседник – капитан артвооружения, напротив, оставался подчёркнуто невозмутимым.
– А-а, чего говорить, везде одинаково стреляют: что у нас, что в соседнем полку, – сказал капитан, оживляясь. – Поднимаюсь я однажды на обзорную вышку, слышу, объявляют результаты поражения целей: – Средний танк – «ноль-ноль-ноль», правый танк – «ноль-один-ноль»; второй заезд: левый танк – «ноль-ноль-один», правый танк – «один-ноль-ноль». Итак, всё «ноль-ноль-ноль», потом закончилась стрельба, и вдруг объявляют: « Из шестнадцати заездов одиннадцать наводчиков отстреляли упражнение на «хорошо», три – на «удовлетворительно» и два – на «неуд». В целом рота выполнила упражнение на «хорошо». – Вот, брат, и результат.
– Да как же это? – «ноль-ноль-ноль» и вдруг «хорошо», – хихикнув, съязвил майор. – А я вот, – добавил он, – наблюдал и вовсе удивительное: выпустили одновременно три танка. Сначала они ровно шли. Потом один отставать начал, а затем и совсем заглох, где-то на полпути. А из блиндажей передают: « Правый танк – «три-два-один», средний танк – «три-два-два», левый танк – «два-один-два». – Как же, говорю, товарищ подполковник (подполковник Карнаухов тогда стрельбы проводил), левый-то танк совсем не стрелял, вон он барахтается, он и не возвратился ещё?
