Я иду к ней — будто зверь, которого тянут за цепь. Каждый мой шаг преображает комнату. Исчезает пыль, потрёпанная мебель обретает свой первозданный вид.
Опустив на пол голые ступни, Эйда тянет ко мне руки.
Как и всегда.
Подходит, ласково обнимая.
Как и всегда.
Переплетает наши пальцы, шепчет:
— Ты нужен мне… по-настоящему нужен.
Каждый раз одни и те же слова, одни и те же жесты. Прошлое неизменно.
Я пытаюсь отыграть роль, ответить, как отвечал тогда, но скулы сводит, мышцы скручивает, моё лицо меня не слушается. Внутри меня ледяная пустыня, а что я чувствовал тогда — уже не вспомнить.
— Клоин, я люблю тебя, ты же знаешь?
Сердце стучит оглушая. Убивая изнутри. Кажется, будто я слышу треск собственных рёбер.
— Знаю, — отвечаю я и не узнаю свой голос. Он пустой, измученный… Я слишком хорошо помню, что будет дальше. Но это единственный способ успокоиться. Выдрать себя из липких иллюзий.
Горький яд, который меня спасёт.
Подняв тяжёлые руки, я обнимаю тонкую фигуру девушки — родную, желанную. Ненавистную. Поддаюсь, когда Эйда тянет меня на кровать, укладывает на мягкую перину.
Она целует — легко, свободно, будто утешая, её нежные пальцы скользят по моему лицу.
— Посмотри на меня.
И я смотрю. Я опьянён, влюблён, я не могу пошевелиться. Голова делается каменной — неподъёмной, зрение — мутным, будто на глаза упала вуаль. Эйда седлает мои бёдра, снова и снова шепча о любви, но по её бледному лицу катятся слёзы.
Почему она плачет?
От облегчения? От жалости? Или страха расплаты?
И почему улыбается?
От радости? От волнения? Или предвкушения свободы?
Она улыбается, когда гладит мои плечи, улыбается, расстёгивая на мне рубашку. Она делает это ласково, трепетно, только пальцы у неё дрожат. Пальцы выдают. И вот, наконец, улыбка Эйды ломается, трескается…
Из-за ненависти?
Из-за боли?
Она тянется к прикроватной тумбе — она заранее положила туда кинжал. Крепко обхватив рукоять, заносит его над головой.
“Дум-дум-дум”, — в груди надрывно стучит моё идиотское сердце, больное от любви.
Будь на её месте любой другой — сталь бы отскочила, не в состоянии пробить кожу дракона. Но кинжал держит Эйда. Поэтому лезвие входит в мою грудь так легко, будто нет ничего проще — чем пронзить сильнейшее существо мира обычной железякой.
Вспышка боли — яркая, страшная. Нужная.
Зверь мечется, воет, заставляя меня содрогаться от его надрывного рёва.
Дум-дум-дм-думдумдумдууу
Дум.
И наступает тишина.
Втянув воздух сквозь сжатые зубы, я расслабляюсь.
Наконец-то проклятое сердце заткнулось.
А вместе с этим исчез и призрак прошлого.
5. Глава 5
***Адель
Ты и есть Эйда…
ТЫ-И-ЕСТЬ-ЭЙДА!
Навек и навсегда… моя желанная и ненавистная жена.
Слова, сказанные Клоинфарном, не дают мне уснуть. Я то кручусь на смятых простынях, то встаю и меряю шагами сумрачную комнату. Выглядываю в окно, прижимаясь носом к холодному стеклу… Оно запотевает от моего рваного беспокойного дыхания.
Я Эйда?!
Нет! Не может быть!
Я снова возвращаюсь в кровать. Накрываюсь одеялом с головой, будто темнота спасёт от сомнений-репейников.
И всё-таки… я Эйда?!
Всё моё существо восстаёт против этой мысли!
Как я могу быть первой женой Клоинфарна?! Той, что предала его! Той, что заперла в тюрьме во мраке алтаря?! Разве может что-то связывать меня и эту безжалостную бесстыжую женщину?! Почему дракон так уверен, что я — это она?! Какие у него доказательства?!
От волнения я дёргаю себя за волосы — привычка, которая тянется из детства. Тогда мне часто заплетали сложные причёски, и кожа головы чесалась от шпилек. А сейчас эти шпильки будто не снаружи — а внутри, впиваются в череп, заставляя его гудеть.
