– Оказывается, что место изнасилования, время суток, когда совершено преступление, и даже характер повреждений у потерпевшей находится в зависимости от возрастной характеристики преступника, от наличия или отсутствия у него судимости. Можно даже сказать, где живет преступник…
– Номер дома и квартиры? – хмыкнул Васильков.
– Нет, конечно, но я могу определить, живет он в микрорайоне совершения преступления или на значительном удалении от места. Причем могу даже сказать, где его дом – в нескольких остановках общественного транспорта или на другом конце города.
– Да ну! Такого быть не может!
– Еще как может. Я эти версии два года проверяла, они осечки не дают. Я по всему городу собирала информацию о раскрытых половых преступлениях, каждый раз все было в цвет – я и возраст преступника правильно определяла, и место его жительства. Помнишь, на правом берегу было три изнасилования девочек-подростков?
Васильков кивнул.
– Его же взяли.
– Да, взяли случайно, на эпизоде, и случайно примерили на те три случая. А я еще до его задержания эти случаи прокинула по своим версиям. У меня получилось, что преступник – парень призывного возраста, и живет в том же микрорайоне. Там были его хорошие приметы, и все три девочки могли его опознать. Его можно было бы выловить, например, через военкомат. Отобрать по личным делам призывников парней, похожих по приметам, и предъявлять фотографии девочкам.
– Так это ж сколько работы! Месяца три пришлось бы в военкомате и по паспортным столам потеть.
– Ну и что? Если знаешь, за что потеть?
– Так он действительно жил в том же микрорайоне? И стоял на учете как призывник? – Васильков недоверчиво глянул на меня и отхлебнул немного коньяка.
– В том-то и дело. Хорошо, конечно, что его быстро поймали. Но если бы не то случайное задержание, все равно – поймать его было бы делом техники. И времени. Но самое главное – по моим таблицам можно определять, единичное это преступление или серия.
– Это как?
– А вот так! Подставляешь в таблицу данные с места происшествия – возраст потерпевшей, время, место преступления, способ, которым негодяй жертву завлек или притащил туда, а на выходе получаешь ответ, маньяк он или это первый случай.
– Офигеть! А почему никто про это не знает?
– Про что?
– Про твои типовые версии?
– Почему? Знают, – вяло ответила я.
– Если бы знали, жить нам было бы значительно проще. Надо их распространить по всем районам, каждому следователю и оперу в зубы… А то сидишь на них, как собака на сене, о других не думаешь. Нехорошо.
– Да? – я обозлилась. – Не знаешь, помолчи лучше. Когда я убедилась, что мои версии работают в ста процентах случаев, я их добросовестно понесла в городскую прокуратуру…
– Ну и…
– Ну и положила на стол заместителю прокурора города.
– Правильно, он должен был за них схватиться, размножить и всем следователям велеть ими руководствоваться, а тебе выписать премию.
– Да, конечно. Он на меня посмотрел, как на дуру, которой в свободное время нечем больше заняться, кроме как типичными версиями.
– И… что?
– И ничего. Сказал – идите к своему зональному, пусть он посмотрит, и решит, что с ними делать.
– Так. А зональный?
– А зональный был сильно занят. Составлением справки о причинах плохой раскрываемости дел об изнасилованиях несовершеннолетних. И сказал, что если мне это так надо, я могу за свой счет размножить свои типичные версии и по собственной инициативе раздать следователям. А его не отвлекать от выработки предложений по улучшению качества следствия.
