– Давайте я помогу вам, – предложил Фокс.
Девушка кивнула. Старший помощник снова подхватил ее на руки и понес к каюте. От него пахло табаком, потом и свежей выпотрошенной рыбой.
– Отпустите, – произнесла, точнее, пропищала Лусия и еле-еле доковыляла до постели.
– Я позову капитана.
– Нет! – жалобно простонала девушка. – Не надо капитана.
Еще этого не хватало! Чтобы Дэвид Мирр над ней насмехался?! Она не сомневалась, что он будет злорадствовать.
– И все-таки я позову капитана. Пусть он осмотрит вашу ногу. Вдруг что-нибудь серьезное, – сказал Фокс уходя.
Лусия не хотела видеть капитана совершенно по другой причине, о которой читатель, наверное, уже догадался. Она старалась не думать о Дэвиде Мирре, но случайно (случайно ли?!) оброненная старшим помощником фраза во время прогулки еще больше распалила ее воображение. «Да кто он вообще такой? Что он себе позволяет? И ведь позволяет… Ненавижу его, нет, ненавижу себя за это… Я ведь должна остерегаться его…». Усилившаяся резкая боль в ноге заставила девушку смириться с появлением капитана…
Дэвид вошел в каюту внезапно, хотя, разумеется, Лусия ждала его. В его походке и устремленном на нее взгляде читался скрытый вызов.
– Позвольте, я осмотрю вас, – сказал он.
– Нет! – воскликнула Лусия и спряталась от него за балдахином.
– Почему вы так ведете себя? Я чем-то обидел вас?
– Нет… да…
– Конечно, я был не прав. Мне не надо было давать вам в тот день водки. Признаю свою ошибку. Вы простите меня?
– Уйдите. Я сама прекрасно справлюсь, – предательская дрожь в голосе выдала ее окончательно.
– Вы боитесь меня?! – наконец догадался Дэвид.
От его внимательного солнечного взгляда не ускользнуло и то, как девушка нервно сжимала край простыни. Она же старалась не смотреть ему в глаза, опасаясь, что он прочтет в них гораздо больше.
– Нет, я не боюсь вас. Это… это не так… Вы мне просто неприятны, – сказала Лусия, и от собственной лжи зарделась.
– Конечно, мой старший помощник куда приятнее, – съязвил он. – Но не забывайте, для чего я здесь… Как судовой врач я должен осмотреть вас.
С этими словами он присел на край кровати и, несмотря на ее слабые протесты, стал изучать характер боли. В первые минуты девушке показалось, что у него дрожали руки, когда он, приподняв подол платья, дотронулся до ее ноги. Но, возможно, это ее навязчивые идеи. Тем временем принесенным маслом он уже растирал опухшую нежную стопу и лодыжку цвета морской раковины.
– Я хотела спросить вас о том вечере…
– Вам нечего опасаться.
– Но я ничего не помню! После того, как вы…
– Странно, я никак не ожидал от вас такого поведения. Признаться, я думал о вас иначе…
– Вот как? Неужели вы полагали, что я буду слезно молить вас о прощении?
– Я полагал, что вы не должны вести себя так с мужчинами…
– На что вы намекаете?
– Я не намекаю, а говорю прямо… Все видели вас с моим старшим помощником…
– Это ничего не значит… В Алькасаре я общалась со многими сеньорами, и никто не смел обидеть меня… А вы… вы постоянно…
– Значит, я не достоин вашего прощения, – с грустной усмешкой сказал он. – Хотя, с другой стороны, вы могли бы хоть чуточку быть мне признательны… Скажите, неужели я действительно так неприятен вам?!
Лусия молчала. Как она могла сказать ему то, в чем самой себе было стыдно признаться?!
От его прикосновений ее бросило в жар, будто она снова проглотила это злосчастное «ракы». И чем больше у нее загорался огонь внутри, тем меньше она ощущала боль в лодыжке. И эта пытка продолжалась до тех пор, пока его руки гладили, бережно держали ее ногу.
