Я танцевала для него, безумная и свободная. Он смотрел. Он запоминал меня. Он впитывал каждое мое движение, каждую тень на коже, каждое мгновение. И я знала – вот оно. Настоящее и самое живое, что только возможно. Моё.
Совершенство существует лишь в параллельной реальности – в том прошлом, которое мы можем изменить потом или прямо сейчас. А что если прошлое вовсе не так реально, как нам кажется? Оно податливо, как мягкий воск, как размытые мазки на старом холсте. В реальном мире ничего этого не было. Но так ли реальны наши воспоминания?
Теперь прошлое другое. И Озеро. И старое дерево у берега. Всё изменилось.
Мы больше никогда туда не возвращались. А через полгода его не стало. Остались только фотографии – глупые, нелепые, словно кто-то пририсовал на них ненужную одежду. Платье в горошек. Чья-то дурацкая шутка, оставшаяся мне на память о том лете. Но всё это ложь. Всё можно исправить, если правильно вспомнить. Если перерисовать воспоминания. Сделать их идеальными, волшебными, со сладким привкусом блаженного счастья.
Я ненавижу скорбь. Презираю утраты. Терпеть не могу сожаления, пустые, бессмысленные, особенно когда их уже не исправить. Прошло полгода с тех пор, как его не стало. Платон погиб.
Нелепый, глупый несчастный случай на работе. Электрический разряд. Высоковольтный кабель в лаборатории института, где он подрабатывал мастером. Мне что-то объясняли, говорили про мгновенную смерть, но я не верю в мгновенную смерть. Смерть – это всегда процесс. Даже от молнии, даже от ядерного взрыва. Долгий, мучительный, неизбежный. Но это только моё мнение.
Мне было его безумно жаль. Но ещё жальче было себя. Мне пытались объяснить, что произошло, но какая теперь разница? Он мёртв. Всё остальное – пустая болтовня.
Мне было его жаль. Но жальче всего было, конечно, себя.
За месяц до его смерти мы поссорились. Разошлись. На время, как мне тогда казалось. Навсегда, как оказалось потом. Теперь даже не понимаю, из-за чего. Какая-то глупость, ерунда, мелочь, которую мы оба считали важной. Мы ведь оба думали, что всё уладим. Или только я так думала? Может, он уже знал. Чувствовал свой уход от меня и из жизни.
Рано или поздно каждый уходит в бесконечность. У каждого свой путь.
Я пришла на похороны, но не смогла остаться. Сбежала, размазывая слёзы по щекам, мотая сопли на кулаки. Через пару недель боль утихла. Через пару месяцев я почти перестала вспоминать. Почти перестала забывать.
А теперь я просто переделываю память. Переписываю прошлое
А тогда проходили недели, месяцы. Боль не уходила. Она просто притупилась, как онемевшая конечность, которую всё равно чувствуешь. Я как-то жила. Я как-то существовала.
Ольга, его двоюродная сестра, всё это время пыталась со мной встретиться. Она звонила, писала сообщения, предлагала выпить кофе, просто поговорить. Я не отвечала. Мне было не нужно. Мне никто не был нужен.
Со мной старались не говорить – ни дома, ни на работе. Все жалели меня, но никто не знал, что делать. Да и что тут сделаешь?
Коллеги сначала терпели. Потом начали раздражаться. Я замечала взгляды, полные усталости, слышала вздохи, когда в очередной раз выпадала из разговора. Они говорили, что я стала медлительной, рассеянной, что я «зависаю». Может, так оно и было. Наверное, это и есть настоящая депрессия. С работы меня в итоге отправили в отпуск. За свой счёт. Мне сказали: «Отдохни. Поезжай куда-нибудь».
