Я слушал Сонино повествование
Давным давно, на этих берегах,
Меж рек, озёр, на мшистых островах,
Была чудесная страна. Её названье
Когда-то берегли старинные преданья.
Звалась Уннега, жители – уннеги.
Ловили рыбу, строили ковчеги
Должно быть, с самого начала мирозданья.
Здесь долго, долгие века
О скалы разбивались волны,
И лесы были всякой дичи полны,
А жизнь понятна и легка.
Природы райский уголок,
Где всякому хватало счастья,
Где каждый, не боясь напастей,
Земной свой срок прожить бы мог.
Природа, словно любящая мать,
Давала детям всё что нужно,
Чтоб не работали натужно.
Однако заставляла соблюдать
Свои законы неизменно
И не прощала жадности, гордыни,
Всегда топила смельчаков на льдине.
Олень, напрасно убиенный,
В последней судороге пенной
Охотника рогами задевал,
И тот, сражённый наповал,
На роге повисал, окровавленный.
Уннеги кладбища не заводили.
В долблёный чёлн последний прах
Грузили, чтоб исчез в волнах.
О мёртвом долго не грустили.
Они любили наблюдать,
Как жизни ручеёк певуч,
Резвясь, сбегает с горных круч.
А чем ему придётся стать?
Рекой могучей и широкой,
Вобравшей силу неба и земли,
По коей смогут корабли
Пуститься в путь весьма далёкий.
Да разве то беда,
Что ей в конце теченья
Придётся испытать паденье
И с океаном слиться навсегда?
Брегов раздвинутся границы,
И цвет, и вкус изменятся воды,
И новой жизни райские сады,
Как дивной азбуки страницы,
Раскроются. Так верили уннеги
Своим языческим богам —
Озёрам, солнцу, деревам,
Любя их равно за тепло и снеги.
Друзья, помощники – вот, кто такие боги —
Не требовали жертвенных костров
Или разбитых в кровь молитвой лбов
И не велели воздвигать себе чертоги.
Здесь каждый знал своё предназначенье.
Был мир как идеальные часы.
Уннег с листа не стряхивал росы,
Боясь нарушить времени теченье.
Но время придержать получится едва ли.
Цивилизация, прогресс
Уже реальный представляли интерес
И наступали на Уннегу, наступали.
Оружие, по поводу и без,
Теперь использовалось чаще,
От лязга содрогались чащи,
И то и дело загорался лес.
Оружие ковал Пилон-кузнец.
Вернее, так. Клаврат, его отец,
Что был и жнец, и на дуде игрец,
В Уннеге первый был мудрец.
Он в жёны взял красавицу-смуглянку
Ристину. Говорили про неё,
Что мать её – бродячая волхвянка,
Никто не знает старое быльё.
Однажды в юности, врагов мечом кромсая,
Он в битве захватил сундук,
Большой, дубовый, крышка золотая,
Один замок, наверно, весил пуд.
Но, приложив немалый труд,
Его, конечно же, сломали
И крышку подняли, а тут…
Дружинники загоготали:
«Ну, командир, отбил трофей!
Ненужных книжек стопки.
Из крышки наковать цепей,
А мусор для растопки».
– Заткнись, Бормот! Тупой мужлан!
Читать-то хоть умеешь?
Труды учёных разных стран!
Ты, неуч, как ты смеешь!
Ну вот, к примеру, Архимед, о рычагах,
Как грамотно их люди применяют.
«И без науки с рычагами все в ладах,
Когда такую крышку поддевают».
Озлобившись, сказал Клаврат:
– Дарю отряду крышку.
А я, признаться, буду рад
Читать Плутарха книжку.
«Ура Клаврату! – грянула дружина. —
Мудрейшему из воевод!»
Их время рассудило: сей детина
Добился сказочных высот,
К наукам редкой возгоревшись страстью,
И стал первейшим мудрецом,
Из всех коллизий и напастей
Он выбирался молодцом.
Он врачевал, предсказывал погоду,
Учил, как строить корабли,
Учил, как сеть забрасывают в воду,
Добыть руду из-под земли.
И вот уже король Стефаний
Его зовёт учить детей
Наукам и правописанью,
Всему, в чём сам был корифей.
Ему отводят дивный дом
За речкой у дворца,
