П. А. Столыпин - страница 32

Фракционный состав 3-й Думы, выбранной по новому закону (и с многочисленными злоупотреблениями со стороны властей «административным ресурсом», включая бесчисленные псевдоюридические «разъяснения»), подтвердил арифметические расчеты авторов «избирательной реформы». Правительство могло опираться в Думе на большинство, причем в двух политических конфигурациях – это позволяло Столыпину эффективнее манипулировать позицией депутатов, в зависимости от конъюнктурных особенностей рассматриваемых вопросов. Основу большинства составляла самая многочисленная фракция «партии власти» – октябристов (154 депутата к открытию первой сессии Думы 1 ноября 1907 года). Но в Думе, состоящей из 442 депутатов, октябристам требовалось объединяться либо с умеренно правыми и националистами, либо с находившимися левее более радикальными либералами – кадетами и прогрессистами. Крайние течения – ни ультраправые, ни социал-демократы и трудовики – не могли играть самостоятельной роли. Таким образом, Столыпин получал инструмент проведения своей политики – и «репрессивной», для окончательного подавления революционной смуты, и реформаторской, опираясь на центристское большинство – с право-националистической комплектацией или с более либеральной…

Знаковым свидетельством новых политических реалий «третьеиюньской системы» стало первое же выступление Столыпина в Думе с правительственной декларацией 16 ноября 1907 года. Изменилась стилистика в целом политической жизни, другим стал и стиль публичного поведения представителей власти – прежде всего, перед депутатами лояльной и, как считалось поначалу, вполне управляемой 3-й Думы.

Речь Столыпина перед «работоспособной» Думой отличалась от предыдущих программных выступлений. Более строгим, сдержанным, высокомерным стал общий тон обращения к депутатам. Подчеркнутая лаконичность и тезисность изложения были особенно заметны при упоминании реформ. Столыпин уже не утруждал себя перечислением всех либеральных по своей сути преобразований, о которых ранее подробно вещал депутатам оппозиционной 2-й Думы. Напротив, стилистику речи определяла категоричность заявлений с «репрессивными» угрозами, напыщенный пафос «государственнической» и откровенно националистической, «почвеннической» риторики. Язык выступления Столыпина отражал уверенность, которую хотелось ощущать власти в новейшей политико-психологической реальности, и решимость в проведении своего курса.

Основной акцент делался теперь на актуальность задач «наведения порядка» и «успокоения» вместо программы реформ. «Для всех теперь стало очевидным, что разрушительное движение, созданное крайне левыми партиями, превратилось в открытое разбойничество и выдвинуло вперед все противообщественные преступные элементы, разоряя честных тружеников и развращая молодое поколение (оглушительные рукоплескания центра и справа; возгласы „браво“), – сразу начал излагать принципиальные подходы правительства Столыпин, выйдя на трибуну. – Противопоставить этому явлению можно только силу. (Возгласы „браво“ и рукоплескания в центре и справа.) Какие-либо послабления в этой области правительство сочло бы за преступление, так как дерзости врагов общества возможно положить конец лишь последовательным применением всех законных средств защиты. По пути искоренения преступных выступлений шло правительство до настоящего времени – этим путем пойдет оно и впредь»