Что-то было не так.
Я замер, тяжело дыша.
Передо мной удалялась белая дверь, и вдруг меня осенило.
«Если я не могу попасть в рай сразу… значит, должен пройти через ад.»
Мысль обожгла меня изнутри, заставляя сердце биться быстрее.
Я всегда слышал рассказы о том, каким страшным может быть ад.
О боли.
О мучениях.
О безысходности.
Я сглотнул, чувствуя, как по спине пробежал холод.
– Этот опыт дан не каждому… – пробормотал я, словно убеждая самого себя. – Но я справлюсь.
Медленно я повернулся к правой дороге.
Красноватый свет больше не казался просто тревожным.
Он жил.
Он дрожал, мерцал, переливался, будто ждал моего решения.
Я сделал первый шаг.
Ещё один.
И в этот момент всё изменилось.
Пространство дрогнуло, будто мир задержал дыхание.
Алый свет вспыхнул ярче, охватил меня со всех сторон, и вдруг…
Дверь двинулась ко мне.
Она не отдалялась, не исчезала.
Она сама пришла ко мне.
Я замер.
– Значит, так тому и быть… – прошептал я, делая последний шаг навстречу неизведанному.
Как только я коснулся двери, меня словно втянуло внутрь.
Я даже не успел осознать, что происходит.
Яркий белый свет ослепил меня, а затем начал меняться.
Он стремительно темнел, превращаясь в глубокий алый.
Я не чувствовал своего тела.
Я был всего лишь частицей света, падающей в бесконечную бездну.
Пространство вокруг меня сжималось, закручивалось, и вдруг…
Я рухнул вперёд.
Подо мной оказалась твёрдая, но странно горячая земля.
Я открыл глаза.
Передо мной раскинулся бесконечный пейзаж, погружённый в тревожный багровый свет.
Небо не было чёрным.
Оно густо-красное, словно подёрнутое дымкой, за которой невозможно разглядеть, есть ли там что-то ещё.
Воздух был плотным, тягучим, наполненным непонятной тяжестью, как перед грозой.
Но грома не было.
Вместо него звучал другой звук.
Нескончаемый гул голосов.
Я огляделся. Людей было так много, что взгляд терялся в их бесконечном множестве. Они стояли, сидели, кто-то лежал на земле, другие опускались на колени, сжимая руки в молитвенном жесте. Их губы шевелились, но я не слышал слов. Кто-то шептал тихо, едва слышно, будто надеясь, что его услышат. Другие выкрикивали молитвы, но в их голосах не было надежды – только отчаяние.
Но самое страшное было в их лицах.
Глаза.
Все до одного – наполненные тоской, страданием, но не физической болью. Это было нечто иное. Глубже. В их взглядах не было паники, не было криков ужаса, не было отчаянных попыток спастись. Только безысходность. Они не выглядели измученными пытками, но я понимал: их пытки были не телесными, а куда более мучительными. Это была агония души. Потерянной. Истощённой. Жаждущей спасения.
Я сделал шаг вперёд. Под ногами не было привычной земли – лишь странная поверхность, напоминающая застывший пепел. Он едва ощутимо оседал под моим весом, оставляя следы, но не осыпался, будто впитывал всё, что касалось его.
Впереди, в дрожащем мареве жара, что-то шевельнулось. Я замер. На пепельной равнине лежала толпа рыб – огромных, обезвоженных, изломанных. Их чешуя потрескалась, плавники почернели, а из ртов вырывался горячий пар, словно они только что выплыли из кипящей лавы. Некоторые из них дрожали, пытаясь двигаться, другие уже не шевелились.
Они не были мёртвыми. Они смотрели прямо в меня, наполненные болью, мольбой. Они хотели что-то сказать… просили о помощи.
Я огляделся. Ни реки, ни озера, ни единой капли воды. Только сухая, мёртвая равнина. Даже если бы я нашёл воду – я не смог бы спасти их всех. Их было слишком много.
