Началась кропотливая, но обязательная работа по разметке площадки на квадраты – подготовка поля для последующей деятельности археологов.
Прошло некоторое время, и над яркой травой протянулись ровные белые линии, складывающиеся в сетку квадратов.
– Фу, – Макар отер выступивший пот, превратив лицо в маскировочную раскраску спецназа. – Сейчас бы искупаться…
– А что мешает, – Андреич оторвался от своих записей и посмотрел на него, – Пруд-то рядом, – и снова уткнулся в планы.
Оба приятеля разделись и стремительно бросились в воду, взметнув фонтан блестящих брызг, переливающихся под ярким солнцем, словно россыпь драгоценных алмазов.
– Все пошли в лагерь, – Андреич аккуратно сложил свои бумаги в сумку и с хрустом расправил затекшие плечи. – Завтра с утра приступим…
Лагерь встретил их радостными воплями.
Разноцветные палатки расположились вокруг полянки в кажущемся беспорядке.
– Не помогла тебе армейская выучка, – усмехнулся Федор Андреевич.
– Как это, не помогла, – Юрка даже обиделся, – Мы спецом их кругом поставили, как…
– Индейцы! – встряла Маринка.
В центре лагеря на небольшом костерке в подвешенном на жердочке ведре радостно побулькивало какое-то варево, распространяя по всей поляне аппетитный запах. Возле костра заботливо хлопотала Юля. Немного поодаль Василий сколачивал дощатый стол, окруженный несколькими скамейками.
– Где доски взял? – в голосе Федора Андреевича послышалась еле скрываемая угроза.
– Аборигены от щедрот своих преподнесли, – отозвался Юрка.
– Как это?
– Ну, приходят. Кто вы? Да, зачем вы? А потом позвали в деревню и нагрузили нас этими самыми досками. Дескать, чтоб нам было где похавать…
– Чего?
– Ну, в смысле пищу принимать.
– Обед готов, – Юля осторожно почерпнуло свое варево, облизала ложку и подняла сияющее лицо, покрытое мелкими бисеринками пота.
– Готов, так готов, – снисходительно усмехнулся Федор Андреевич, – Тогда, обедать…
Дважды повторять не пришлось. Из недр рюкзаков на свет появились ложки, чашки, кружки. Отряд быстренько наполнил свои посудины и принялся за еду.
Неожиданно Юрка скривился, как от зубной боли.
– Ты чего? – повернулась к нему Юля.
– Не буду я это есть…
– Почему?
– Да, тут же все пригорело, – он презрительно бросил ложку в кашу и отодвинул чашку, – Это же есть невозможно. Нас в армии и то лучше кормили.
На ресницах девушки стремительно набухали слезы.
– А по-моему, очень даже вкусно, – произнес с набитым ртом Макар.
– Да, тебе и дерево, мелко поструганное, за милую душу в пищу пойдет, – огрызнулся Юрка.
По щеке Юли покатилась тяжелая слеза.
– Ничего, ничего, – добродушно проговорил Федор Андреевич, – через пару дней, – он засунул в рот полную ложку каши, – сам сможешь это самое дерево за обе щеки уплетать. Во всяком случае завтра с утра нам уже придется копать…
– Посмотрим, – Юрка отошел в сторону и взял в руки гитару.
Пальцы ударили по струнам. Невдалеке удивленно цвирикнула какая-то птица и замолкла, словно прислушиваясь с струнному перебору.
Юрка с наслаждением запел:
«Я сегодня до зари
Встану
На раскопки брошу взгляд,
Сяду.
Что-то с сердцем у меня
Стало.
Целый день опять копать,
Ох, мама.
Бьют дождинки по щекам
Впалым.
Кто сказал – один раскоп
Мало?
Кто шепнул все это мне
Сдуру?
Мне б поймать его и снять
Шкуру…»
– Не так уж все и плохо, – усмехнулся Славка, подходя к Юрке, – Но перед Юлей ты бы лучше извинился. Кстати, завтра и покажешь класс. Будешь завтра дежурным по кухне.
