Кроме одной из карточек Фархада, которой оплатила билет на самолёт, десяти тысяч рублей, валявшихся в кошельке с прошлого года, а также железной мелочи, у меня ничего при себе не имелось.
Какой ужас! Я оставила в селе всё: и косметику, и одежду. А главное, я забыла деньги!
Вот и шуба моя сгорела.
С другой стороны, какая может быть шуба при такой погоде? Только дождевик и резиновые сапоги в помощь…
Высыпав в ладонь всю мелочь с кошелька, я подошла к бомжихе и брезгливо бросила милостыню в её грязный пластиковый стаканчик.
Чёрт дернул меня взглянуть в её лицо…
Бомжихой оказалась Любовь Александровна Ткачёва, моя бывшая свекровь от первого брака.
Покойная моя свекровь. Которую якобы убил Фархад, когда забирал у неё трехмесячную Марьяну…
Это получается, что Фархад мне и здесь солгал? Так может, и Андрей, муж мой бывший, не убитым окажется? Только бы его не встретить…
Или всё-таки я сошла с ума? Или переволновалась до такой степени, что мерещатся призраки?
Сделав вид, что не узнала Любовь Александровну, я отдала ей мелочь.
– Дай Бог здоровьишка вам и вашим деткам… – слезливая интонация бывшей свекрови, обижавшей меня всегда, сколько помню, и её добрые пожелания надавили на мою жалость по максимуму.
Мне стало слишком совестно и некомфортно видеть её такой.
Недолго думая, я снова подошла к бывшей свекрови и сунула в её пластиковый стаканчик свернутую трубочкой пятитысячную купюру.
– И вам дай Бог здоровья. С наступающими праздниками. – высказала я ей ответное пожелание.
Любовь Александровна, опешив, подняла на меня глаза и ахнула.
– Катя? Ты, что ли?
Мне не хотелось, чтобы это случилось, но бывшая свекровь узнала меня.
Так кстати к остановке подошла маршрутка, и я поспешила в неё забежать.
– Катя! Освободи меня и сына! Помоги нам! Не оставь в беде! Христом Богом прошу!
Любовь Александровна рухнула на колени, взывая о помощи.
Я глядела на неё с ужасом, не понимая, о чём она просила меня. ОКак я могу помочь и должна ли вообще это делать после всего, что пережила из-за неё и её сыночка?
Сердобольность моей мягкотелой натуры существенно омрачила настроение, и без того испорченное.
Если бы знала, чем моё хождение по мукам закончится, ни за что бы не приехала в этот город.
Но я ведь не знала. Всего лишь доверилась эмоциям и порывам.
Ревность ослепила, жалость и чувство вины за страдания бывшей свекрови не оставляли в покое, а недоверие к Фархаду росло и крепло, как и чувство собственной никчемности.
Я должна найти в себе силы справиться с навалившимися на мою голову трудностями, ведь это только начало.
С этими мыслями и самовнушением я вышла на своей остановке и направилась к многоэтажке, где жила Таня.
Совсем скоро я увидела саму Таню.
Она стояла на балконе и курила, высматривая меня.
Махнув ей рукой, я поднялась на этаж и несмело постучалась в дверь.
Давай наливай, поговорим.
Будущий день покажется светлым,
Как сто балерин…
Унесенные ветром, «Давай наливай, поговорим» …
Таня и её мама ни о чем не расспрашивали, хоть для них было большой неожиданностью увидеть меня на пороге их квартиры. Наверняка, по лицу моему можно было с лёгкостью прочесть, что мне сейчас не до разговоров, и меня просто необходимо оставить в покое, потому они не стали вести себя навязчиво и предпочли подождать, когда буду готова сама озвучить причину своего визита.
По непривычной тишине в квартире я предположила, что Танины сыновья гуляют где-то, по такой-то погоде, а потому не могла не поинтересоваться, где они и почему Таня не торопит их возвращаться. Таня сообщила, что отвезла детей к тёте на все каникулы, что вдвойне меня удивило, ведь я прежде никогда не слышала о том, что у тети Оли есть сестра.
