Я оставила детей из-за своей пострадавшей гордости, бросила их на бабушку и уехала, как самая безалаберная в мире мамаша. При этом даже не став разбираться в ситуации и доказывать с пеной у рта, что я главная и единственная, а Марджана – никто, и это не изменится никогда.
Даже Фархаду звонить не стала. Так было скверно на душе и невыносимо больно, что никого не хотелось в те моменты видеть и слышать.
Лишь на полпути до города я образумилась и осознала, что совершила страшную ошибку. В голову влетела единственная правильная идея. Надо было показать Марджане, кто здесь законная жена, и выпроводить её, а Ахмеда оставить, ведь он родной внук Фатимы, как Тимур и Аврора.
А вот Марджана никто. С какой стати Фархад должен ей что-то теперь, через столько лет молчания? Ахмеду уже четыре. То есть, пять лет назад он был зачат, и все пять лет Марджана о ребёнке безмолвствовала, а сейчас вдруг озаботилась прибрать к рукам его отца, а точнее, его деньги. Небось, личная жизнь не сложилась, вот она и прибилась к Фархаду, тыча ему в нос результатами ДНК-экспертизы.
Надо было поставить нахалку Марджану на место и популярно объяснить, что ей не светит никаких благ здесь, кроме алиментов Ахмеду.
Я отступила, сдавшись без боя и слишком поздно оправилась от шока из-за непредвиденных обстоятельств.
Зря я отпустила ситуацию на самотёк, и к тому же детей там оставила. Себе же хуже сделала, и Марджане тем самым подсобила.
Но и издеваться над своими детьми, уставшими после тяжёлого полёта и езды по бездорожью, и снова тащить их по буграм два часа, я всё равно не стала бы.
Возвращаться назад и проситься к Фатиме с извинениями не было смысла. Стыдно и незачем. Кроме того, я бы не смогла держать себя в руках в обществе Марджаны. Точно затеяла бы драку. А дети увидели бы меня не с лучшей стороны.
Я решила забрать детей перед Рождеством. Как раз у Фатимы будет куча времени, чтобы подумать над тем, под каким соусом стоит подать мне мерзкую правду, чтобы я сумела эту правду проглотить и выразить непревзойденное восхищение вкусом. Вряд ли Фатима станет выдумывать и переворачивать ситуацию наизнанку, мол, я не так всё поняла, ведь я видела собственными глазами, и пояснения там были излишни.
Интуиция насчёт того, что меня водили за нос, снова не подвела, но в данном случае я предпочла бы оставаться обманутой. Я жалела, что это случилось, и я узнала правду именно сейчас, когда отношения с Фархадом стали налаживаться. И кто бы не препятствовал мне в этом, я отстою принадлежащее по праву семейное счастье и избавлюсь от конкурентов, но чуть позже.
Когда хоть малость оправлюсь от предательства со стороны самых близких мне людей и придумаю, как поступать с этим дальше.
…Он был большим и сильным,
В его глазах горело пламя,
И большинство смотрело на него
С гневом и страхом,
Но для московских девчат
Он был любимчиком…
BoneyM, «Rasputin».
К Тане только и оставалось, что ехать, поскольку других друзей или родственников, способных приютить, у меня в России не имелось.
Возвращаться в Дубай и сидеть там в гордом одиночестве, обливаясь крокодильими слезами и сетуя на жизнь лиловым стенам – наихудшая затея, и к тому же лишняя трата денег.
Я чувствовала себя чужой везде, в любой стране и в мире в целом.
Будто высадилась с Марса, как неприкаянный, потерявший свой дом пришелец, у которого сломался летательный аппарат и который ищет, куда теперь податься. Только, в отличие от пришельца, не обращал внимания и не считался со мной никто в этом мире. Даже таксист-кавказец, которому пришлось везти меня обратно, созерцая в зеркале заднего вида, как я наматываю сопли на кулак, ни о чем не спрашивал, ни о чем не заговаривал и не пытался влезть в душу советами или неодобрением. Наверное, таксист-кавказец понимал, что я нуждалась в тишине, и не стал допекать даже местными треками о сильной любви, от которых у меня бы случился разрыв сердца.
