Мне доверили самое простое задание – нарезать в свободной форме продукты для салата Оливье. Но и с этим я особо не справлялась: руки дрожали, сил не хватало на то, чтобы держать нож ровно.
Таня, заметив, что я никак не приду в себя после случившегося и приснившегося, предложила сперва немножко выпить, чтобы расслабить нервы и раскрепоститься для общения.
Я согласно кивнула, посчитав это лучшей идеей из всех возможных здесь и сейчас, и попросила, что налила мне до краёв.
Некоторое время мешкая, я всё-таки произнесла то, что показалось для меня странным сегодня.
– Я видела свекровь свою, бывшую… На остановке сидела. Милостыню просила.
Само собой, я рассказала Тане, что Любовь Александровна стала бомжевать и как-то неадекватно себя повела, когда увидела меня.
Таня не стала развивать эту тему, сразу высказав своё резкое мнение, что Любовь Александровна всего-то чокнулась на фоне стресса, и что она никак не свыкнется с тем, что её сына убили. Подробности о том, кто именно убил моего первого мужа Андрея, который по словам его матери, до сих пор жив, Таня опустила, не став распространяться об этом перед соседкой.
Таню куда больше интересовали детали моего сна, из-за которого я, как выразилась она, сладко стонала и проснулась вся потная.
– Что снилось, хоть вкратце расскажешь? Нам всем очень интересно, какие сны снятся после полугода жизни в раю… – не унималась она, доставая меня этим вопросом каждые две минуты. – Если не хочешь говорить при всех, пойдем на балкон.
– Страсти всякие. Мура в общем. Небылицы. Нечего там рассказывать. Глупости всякие снились. – отмахнулась я, продолжая усердно пытаться красиво нарезать ингредиенты для салата и убеждать себя в том, что этот кошмар не может быть вещим и не несёт в себе никаких предзнаменований.
Поведать правду перед всеми о том, что видела и чувствовала во сне, я не смогла бы даже под дулом пистолета. Это настолько лично, настолько стыдно и волнительно, что лучше будет молчать об этом.
Уснула на свою голову… Лучше б выжрала литр кофе залпом, чем всё это снесла, пусть и не в реальности. Потому что мне приснилось такое, о чем не смогла перестать думать даже находясь в шумной девичьей компании, и в итоге смело напилась уже на этапе подготовки к празднику.
«Темное помещение, задымленное, затхлое и невозможно угнетающее.
Здесь слишком душно, страшно и совсем неприятно находиться. В воздухе, которого недостаточно, чувствуется тяжёлый металлический привкус вперемешку с удушающей каменной пылью и запахом плесени.
Аура смерти обволакивает каждую частичку моего, безвольно дрожащего тела. Невидимое пространство давит на голову, дышать становится труднее с каждой секундой нахождения здесь.
Я знаю это место, и от того становится страшно вдвойне. Я в подземелье особняка «Иллюзии», в одной из пыточных камер, которыми ранее заведовал Фархад.
Ничего вокруг не видно – камера погружена в кромешный мрак. Лишь тонкий луч света белесого падает на меня откуда-то сверху, давая надежду думать, что я не аду.
На мне ничего нет, кроме белой просторной рубахи длиной по щиколотки: в подобном одеянии когда-то очень давно людей вели на плаху.
Хочу поглядеть, откуда исходит тот призрачный холодный свет, но боковым зрением вдруг замечаю Фархада: он появляется из ниоткуда, да так неожиданно, будто сам олицетворяет окружающую меня тьму. Полуголый – только брюки на нем кожаные и тяжёлые ботинки с протекторами, – он подходит ко мне и высокомерно вскидывает голову, рассматривая меня с вычурным наигранным презрением и тайным обожанием; чёрные, как тьма, глаза его сверкают в предвкушении чего-то ужасного, но при этом эротически заманчивого.
