Призрачная рука Исты потянулась к лучу, сжала его; линия оборвалась, рассыпалась в пальцах на светящиеся осколки.
Мужчина на кровати очнулся, хрипло вздохнул и приподнялся. Увидев ее, он вытянул вперед горящую руку.
– Вы! – выдохнул он. – Леди! Помогите мне во имя бога…
«Какого бога?»
Иста, чуть ли не на грани истерики, не смогла удержаться от этой мысли. Она не осмелилась взять эту жуткую горящую руку, несмотря на то что она тянулась к ней.
«Кто вы?»
Его широко распахнутые глаза, казалось, пожирали ее:
– Она говорит! – Его голос дрогнул. – Миледи, молю, не уходите…
Она открыла глаза в темной комнатке на постоялом дворе в Виниаске.
Единственный звук, который нарушал тишину, – мерное дыхание Лисс, спящей на соломенном тюфяке в другом конце комнаты. Праздник, судя по всему, закончился, последние подвыпившие гуляки разошлись по домам или отключились там, докуда успели добрести.
Стараясь не шуметь, Иста спустила ноги на пол и прокралась к запертым дверям балкона. Она отодвинула щеколду и выскользнула наружу. Источниками света были только два стенных фонаря, тускло освещавших с двух сторон вход в храм на противоположной стороне площади. Рейна подняла глаза к ночному небу, к ущербной луне. Она знала, что это та же самая луна, что была в видении. Место и мужчина, где бы они ни были, так же реальны, как и она сама. Видел ли тот странный мужчина сегодня сон об Исте, такой же, как Иста о нем? Что видели его темные будоражащие глаза, что заставило его так отчаянно тянуться к ней и была ли она для него такой же загадкой, как и он для нее?
Его голос был глубок, но искажен болью, страхом или изнеможением. Однако говорил он на ибранском, языке Ибры, Шалиона и Браджара, а не на рокнари или дартакане – хотя и с северошалионским произношением и рокнарскими интонациями.
«Я не могу помочь тебе. Кем бы ты ни был, я не могу помочь. Молись своему богу, если хочешь спасения. Хотя я бы тебе не советовала этого делать».
Она вышла из потока лунного света, заперла двери балкона и поспешила к кровати как можно тише, чтобы не разбудить Лисс. Иста накрыла голову пуховой подушкой. Она скрыла все, кроме того, что рейна не хотела видеть, – жгущие разум глаза. Когда она завтра проснется, события минувшего дня покажутся сном по сравнению с этим. Она сжала пальцами простыни и стала ждать рассвета.
Когда на следующее утро после восхода солнца Лисс причесывала волосы Исты, в дверь комнаты постучали и послышался голос Фойкса ди Гьюры:
– Миледи? Лисс?
Лисс подошла и распахнула дверь, ведущую в галерею, опоясывающую внутренний двор гостиницы. Фойкс, уже одетый по-дорожному, кивнул ей и поклонился Исте, которая встала за плечом своей горничной.
– Доброе утро, миледи. Мудрейший ди Кэйбон нижайше просит прощения, но он не в состоянии вести утренние молитвы. Ему очень плохо.
– О нет! – воскликнула Иста. – Насколько это серьезно? Нужно послать в храм за целителем?
Виниаска гораздо меньше Валенды, достаточно ли велик местный орден Матери, чтобы поддерживать целительство на должном уровне?
Фойкс потер губы, чтобы не улыбнуться:
– Не думаю, что это необходимо, миледи. Может, он вчера съел что-нибудь не то. Или это… э-э-э… похмелье.
– Когда я в последний раз его видела, он не был пьян, – усомнилась Иста.
– М-м-м… ну, это было раньше. А потом он вышел со всеми из здешнего храма, и что ж, совсем уже поздно ребята его принесли. Нельзя сказать, чтобы можно было поставить диагноз через закрытую дверь, но, судя по стонам и звукам, доносившимся оттуда, я бы назвал это похмельем. До ужаса знакомо, вызывает массу воспоминаний. Слава богам, уже подзабытых воспоминаний, но все же.
