Он вышел на берег и простоял там, хлопая на себе паутов и вглядываясь в это что-то, чуть не до самого вечера. И все так же безрезультатно. Надежда разъяснить свои "припадки" у Валеры становилась все слабее, и он уже начал сомневаться, что ему вообще удастся поговорить с ним о чем-то серьезно.
Глава третья
В деревню он возвращался уже в сумерках. Лесная дорога вывела с пляжа на профиль. У синих домов освещены были только скаты крыш, обращенные в сторону лилового свечения на месте угасшего заката. Лес тонул в голубоватой дымке. В деревне лопалась и пузырилась далекая музыка. Вокруг же было тихо, словно все звуки замерли в ползущем на поля тумане. И в то же время в воздухе чувствовалось какое-то дрожание. Сначала он не понял, что это такое, и только, когда проходил мимо заросшей камышом лужи, узнал крики лягушек, которые сливались в то нарастающий, то стихающий вой. Прямо над головой бесшумно пролетел на зарю тетерев, за ним, вытянув шею, – другой… Андрей ощутил в себе ту тягостно-волнующую силу, что пробуждалась в природе с наступлением темноты. "Может, это и все, что там есть, за всем этим, – думал опять Андрей, – и только?"
Повернув в свою улицу, он понял, что не ошибся: музыка неслась из дома гуру. Во дворе Андрей застал следующую сцену: в центре стоял козлоногий стол, за ним в глубине догорал костер. На столе в завязанной под грудью ковбойке исполняла танец живота Матанга. Скорее, это был танец грудей, грозивших вот-вот выпрыгнуть из рубашки. На нее снизу вверх с ненавистью смотрел Борисыч и поднимал падавшие рюмки. Сам хозяин сидел во главе стола, развалившись в кресле, сейчас он напоминал фиолетового индийского божка: голова ушла в плечи, живот переместился кверху и едва не подпирал зоб, через плечо была накинута какая-то занавеска, один глаз закатился под верхнее веко, другой свалился к виску. Левой рукой он крепко обнимал Сидхайку, сидевшую на подлокотнике. Лицо его выражало благодушие. Над переносицей была нарисована тика в белом ореоле, который Андрей принял за третий глаз. При его появлении Володя, выставивший из машины ногу, убавил громкость. Матанга неуклюже соскочила на стул, а потом на землю. Борисыч воспрянул духом и закричал: "Штрафную!" – но налил и выпил сам. Все расселись на табуретках и стульях вокруг стола.
– А где Геннадий? – спросил Андрей, оглядываясь. Его посадили рядом с Валерой.
– Спать пошел – сейчас придет, – ответил тот, кивая головой и словно с чем-то соглашаясь.
Андрея удивило, почему Гена должен вернуться, если ушел спать, поэтому он спросил на всякий случай:
– А девушки, что с ним были?..
– Сбежали, как только увидели, что они тут вытворяют, – радостно выпалила заплетающимся языком Сидхайка. Валерик сразу ее повалил на себя, не давая говорить, но она, уперлась руками ему в грудь, опять села и, глядя прямо в глаза Андрею, продолжала протяжно: – Все равно скажу: пусть вам стыдно будет! Они, дураки, тут членами начали мериться: у кого больше… – Но договорить ей не дали, Валерик снова повалил ее и заткнул рот долгим поцелуем.
– Ну что, где был? – спросил он, оторвавшись от Сидхайки.
Андрей описал пляж, на котором провел всю вторую половину дня. Матанга налила ему холодного супу.
– Знаю: хорошее место. Завтра поедем туда купаться, – сказал Валера.
– Почему завтра? Давайте сегодня! – закричала Сидхайка.
– Нет, сегодня мы уже никуда не поедем, – возразил гуру. – Раньше я сам любил гулять, доходил аж до Сигаевки, в сорока километрах отсюда. Но теперь мне это ни к чему…
