Паломничество с оруженосцем - страница 85

– Как же ты его погрузил один-то? – спросил Андрей, наклоняя увесистый аппарат.

– Я не один, мы с Вовчиком… – осекся Борисыч, словно пораженный какой-то догадкой. – Но это было еще до карт!..

– Тогда ладно, – сказал Андрей с усмешкой и покачал головой.

– Если здесь не продадим, то на обратном пути скинем.

Андрей ничего не ответил, пошел садиться в кабину.

Борисыч все же решил заехать в одну деревню. Они свернули в первое попавшееся село.

На улице перед будкой сразу собралось несколько мужиков. Саня открыл дверь и выставил табличку. Но мужики идти за бутылками не спешили, толклись с неуверенно-нагловатыми улыбками деревенских, ожидающих чего-то от городских.

– Нам они самим нужны, – отвечали на призывы Борисыча нести бутылки.

– Да на что они вам? Солить, что ли, собираетесь? – усмехнулся он сверху.

– Мало ли – надо.

– Да на что надо-то?

– А тебе на что?

– Коллекционирую я их! – сказал уже с раздражением Саня.

– Ну вот и мы тоже…

– Что – тоже?

– Ну, что ты сказал…

– Анализы мы в их сдавать будем, – крикнул какой-то остряк.

– Ладно. Я повезу их в город, там сдам: у меня есть точка. А вы что будете с ними делать?

– Мы тоже у городе сдадим.

– Да вы там никого не знаете – кому вы сдадите? Тьфу!..

– Вот народ упертый! – ругался Борисыч, выезжая ни с чем из несговорчивой деревни.

– Их столько раз обманывали, что они никому уже не верят, – сказал Андрей.

– Ладно, может, подальше от города будут не такие твердолобые, но сначала к твоему другу. А зачем мы, вообще, к нему едем?

– Вопрос разрешить.

– Что за вопрос?

– Так сразу не скажешь… Он один, вопрос, но состоит как бы из многих. Вот если их разрешить, то и этот вопрос откроется. В двух словах не объяснишь, и даже в двух тысячах – такой это бессловесный вопрос…

Борисыч посмотрел на него и кивнул с пониманием: мол, еще и не таких видали.

Снова поехали по кругу поля и перелески. Будто серая лента была зажата меж двух огромных шестерен, которые гнали ее под капот из-под зеленой стены леса, выраставшей на горизонте. Оттуда же вдруг выезжали, как по транспортеру, игрушечные автомобили и грузовики, реже трактора и телеги, запряженные лошадью. Дорастали до размеров настоящих автомобилей, телег, грузовиков. В них сидели какие-то люди, которые смотрели на него с Борисычем и тут же с шумом, похожим на хлопок, исчезали, словно лопались и рассыпались в воздухе. "Зачем они смотрят? – думал Андрей, не замечая, что так же сам смотрит на них. – Что они хотят увидеть? Что за ненасытность такая – на все смотреть? Все нужно увидеть, ощупать глазами… Зачем?" И снова наползала на мозг одуряющая дорожная скука, когда от мироздания остается только зеленое мельтешение вокруг, слепящая серая пелена вверху, сухость во рту да свинцовая тяжесть в пустой голове. Закрываешь глаза: то ли пытаешься заснуть, то ли борешься со сном. И ни то ни другое не удается: остаешься где-то посередине, в каком-то межеумочном состоянии, неспособный подумать о самых простых вещах. Впадаешь в анабиоз и почти перестаешь существовать – завидуешь коровам по сторонам шоссе, которые так легко переносят скуку.

И вдруг за поворотом – сине-неоновое мелькание, мешанина из людей и машин. Сна как не бывало, жадно вглядываются глаза. Все сбилось в один клубок: любопытство, радость, страх. Две искореженные машины лежат в кювете, на асфальте белая россыпь стекла. Несколько мужчин раскачивают одну из них, пытаются открыть заклинившую дверь ломом. Милиционеры что-то пишут в своих протоколах, натягивают ленту. Из-под смятой двери "тойоты" набежала кровь, окрасив в черный цвет траву. "Приехали! – сообщает один пассажир. – Вряд ли кто живой". "Консерва в собственном соку", – добавит какой-нибудь острослов. Но никто не поддержит: таким не шутят. И уже шевельнулось назидательно: вот, мол… а мы еще едем. На мгновение вспыхнет страх: а что как и нас… Но тут же его вытеснит уверенность: во всяком случае, я уже удачливее, успешнее – уже вечнее, чем они… Но и это утешение как-то расплывается, тает – снова на мозг наползает хмарь скуки. Только и остается, что следить за тем, как взлетают с обочины ленивые вороны. Вот зазевалась – раздался глухой стук о кабину. "Есть!" – разведет руками водила. И опять все то же: те же березы и поля, поля и березы – и так до самой тайги.