– Увы, такой, видать, тебе уж выпал жребий, – ответил ей Ворчун. – На, выпей-ка лучше и согрейся. Горячий чай тебе не помешает.
Каменная взяла протянутую кружку. Харло и Ворчун старательно избегали глядеть друг на друга. Осушив половину содержимого кружки, женщина спросила:
– Ворчун, а о каком правосудии ты тут болтал с Бьюком, когда мы пришли? При чем тут маги и гильдия убийц? Куда еще этот остолоп вляпался?
«Маури милосердная, да она и взаправду тревожится о Бьюке», – подумал Ворчун.
Он подкинул в огонь еще несколько сухих навозных лепешек.
– Ну, в общем… есть у Бьюка… кое-какие подозрения. Мы с ним просто… рассуждали вслух, и не более того.
– Строишь из себя умного волка, а морда бычья. Тоже мне хитрец выискался! Выкладывай, что узнал.
Ворчун начал терять терпение. Каменная могла вывести из себя кого угодно.
– Позволь напомнить, что Бьюк выбрал в собеседники меня, а не тебя, красавица. Хочешь узнать, в чем дело, – иди и расспроси его сама, а ко мне не приставай.
– И пойду, чтоб тебе провалиться к Худу в задницу!
– Все равно вряд ли что узнаешь, – опрометчиво встрял Харло. – Даже если ты распахнешь свои очаровательные глазки и сделаешь бантиком розовые губки…
– Мои глаза и губы – это последнее, что ты увидишь, когда мой кинжал проткнет твою жестяную репу. Так и быть, перед смертью я тебя поцелую.
Густые брови Харло удивленно поднялись.
– Каменная, дорогая моя, я не ослышался? Ты сказала – «жестяную репу»? О, похоже, тебе тоже не чужды поэтические сравнения!
– Заткнись! Я сегодня не в настроении.
– А когда, радость моя, ты бываешь в настроении?
Каменная в ответ так зыркнула на бедного стражника, что он лишился дара речи.
– Мы все поняли, – ответил за товарища Ворчун.
Кособокая лачуга, пьяно привалившаяся к городской стене, представляла собой диковинное переплетение досок, растянутых воловьих шкур и ивовых прутьев, обмазанных глиной. Двор тонул в белой пыли, и из нее, словно скалы посреди пустыни, торчали обломки тыквенных сосудов, щепки и черепки. Над узкой дверью покачивались во влажном воздухе развешанные на бечевке куски деревянных карт, некогда лакированных, а теперь по большей части облупленных.
Быстрый Бен огляделся по сторонам и, убедившись, что в грязном переулке не было ни души, вошел во двор. Из хижины раздался странный звук, больше похожий на воронье карканье. Маг выпучил глаза и, шепотом выругавшись, потянулся к кожаной петле, которая была прибита на двери вместо ручки.
– Не вздумай толкать дверь, пустынная гадюка! – крикнул резкий женский голос. – Тяни на себя!
Быстрый Бен потянул за петлю, открыл дверь и вошел внутрь.
На полу на камышовой подстилке сидела, скрестив ноги, неопрятная старуха.
– Только отъявленные дурни лупят по двери, пытаясь открыть ее вовнутрь. У меня от их глупости аж колени ломит. Волдыри на руках вскакивают. Чума накатывает, когда вижу перед собой очередного идиота… Эге, да я чую, что за тобой след Рараку тянется. Так ли это?
Чародей не ответил, а лишь обвел глазами единственную комнатку лачуги.
– Худ меня побери, и как только ты живешь в этакой дыре? – удивился он.
Комнатка была плотно забита какими-то предметами, предназначения которых Быстрый Бен не знал. Они теснились вдоль стен, свисали с низкого потолка. В углах затаились тени. Хотя снаружи и потеплело, воздух в жилище старухи еще хранил ночную прохладу.
– Как я тут живу? – переспросила она. – Ну, положим, одной мне места хватает.
