– Лара была необычной женщиной…
– Была? – вскинулась Лидия. – Почему была? Вы подозреваете, что ее убили?
– Нет, не знаю. Просто в последние месяцы ее существование трудно было назвать полноценным. Это было тело, чью жизнь поддерживали медики. Лучшие медики России.
– Почему она лечилась в Москве? – Воронкина как бы проигнорировала намек Терлецкого и продолжала говорить о пропавшей как о самостоятельно принимающем решения субъекте.
– Она лечилась… ее лечили, – Терлецкий усмехнулся наивной попытке Лидии увести разговор в нужное ей русло, – потому что я так решил. Ее нейрохирург работает вахтовым методом: месяц в России, месяц в Нюрнберге, в лучшей неврологической клинике. Зачем было тащить ее куда-то, я просто вызвал Кубайло, и его привезли.
– Какие отношения были в семье? У вас с потерпевшей?
Энтомолог вернулся. Олигарх рассматривал Воронкину, его взгляд был направлен на ее макушку, где, Лидия знала, у нее уже были заметны отросшие корни рано поседевших волос.
Следователь выглядела не моложе, но и не старше своих тридцати шести, если бы не одна печаль: как и ее бабушка, и мама, и далекие пермские тетки, она поседела к тридцати. Ее это не смущало: в последние восемь лет у нее не было мужчин, и она ухаживала за собой просто из педантизма и аккуратности. Но проблема с отросшими корнями не решалась: каждые вторые выходные Лидия не готова была тратить на походы в парикмахерскую, а ее густые волосы отрастали так быстро, что уже за две недели до окраски она ходила с неприятным чувством несделанного дела. Почему ее смутил взгляд немолодого чужого мужчины, она не поняла.
Давид Иосифович думал: «Старая дева, наверное. „Наша служба и опасна, и трудна“. Интересно. Смутилась. Правда, что ли, найдет Ларку? Что ва-а-бще происходит? Может, выкуп? Голимый киднэппинг. Никто нынче не хочет работать с информацией. Иначе зачем им полудохлая Ларка? Тащили бы мою студентку. От Ларки я и так хочу избавиться».
Терлецкий посмотрел на свои старенькие Patek Philippe, Лидия Воронкина поняла намек: у нее осталось мало времени. Она все еще ждала ответы на свои вопросы. Вдруг Терлецкий решительно заговорил:
– Госпожа Воронкина, времени у нас мало, а дел много. Поэтому коротко. У меня отношения с другой женщиной, девушкой, Мисиной Еленой Родионовной, с Лаурой я собирался развестись, но она попала в аварию, и развод стал… не комильфо. Надеюсь, вы меня понимаете. Ей развод был бы тоже кстати: за семь лет ей причиталось семь миллионов зеленых, дом, цацки ее, не помню, что-то по мелочи. А сейчас я в затруднительном положении: ее нет, жива она или мертва, это время, хлопоты, допросы, неприятный запашок от всего этого, – он поморщился, – у меня тендеры, партнеры бьют копытом, IPO на Лондонской бирже. Вы что угодно думайте, но девочка была отработанным материалом… К тому же она не сошлась с моей семьей, они друг другу не нравились. Поэтому мне бы хотелось ее найти побыстрее, живую или… неживую, и покончить с этим. Вам понятно?
Воронкина проглотила слюну. Вроде все логично, но кое-что было непонятным: с чего это господин Терлецкий так разговорчив? Он уже привстал из кресла директора клиники, когда Лидия интуитивно нащупала интересную тему:
– Еще минуту, Давид Иосифович. А что вообще случилось с вашей женой, как она попала в больницу?
Ей показалось или Терлецкий резковато встал?
– Все, информации я дал предостаточно. Мой помощник переговорит с СолженИцыным, свяжет со службой безопасности: по факту ДТП и ваши, и мои проводили проверку. Et cetera. Et cetera.
