– А где твоя мамка, малява?
– Там, показала на кусты Майка.
– А-а, – протянул водитель и покатил дальше.
Дошла до Павловского, хутора с односторонней улицей. Хорошо, конечно, идти под тенью, но опасно, из-за плетня могут выбежать собаки, съедят, проклятые. Перебежала на проезжую дорогу. Но вот опять опасность – послышались крики играющей во дворе детворы. «Чужих всегда бьют», – подумала Майка. Снова вернулась на дорожку около заросших с улицы дворов и на четвереньках передвигалась до тех пор, пока не стихли голоса.
В конце хутора начиналось кладбище, где, по рассказам первомайских подружек, даже днём, особенно в жару, когда на улицах нет людей, покойники вылазят из могил, чтобы погреться на солнышке. А перед дождём они являются людям во сне. И правда, Майка не раз слышала от бабушки: «Всю ночь покойные родители снились, наверное, дождь пойдёт». Закрыв ладонью правый глаз, чтоб не видеть кладбища, быстро пошла по безлюдной дороге. Но кресты нет-нет, да и показывались впереди. Решила свернуть с дороги на гору, тогда опасного места не будет видно. Но тут появились другие страхи: по густой траве шныряли пузатые зелёные ящерицы. Даже одним глазом Майка рассмотрела, какое у них на шее монисто – частые выступающие иголочки по ровному кругу возле головы. Короткие лапы врастопырку, некоторые, остановившись, раскрывают страшные, белые внутри рты. Того и гляди, кинутся на голые ноги.
Наконец-то показался наш бугор, с которого спустишься и попадёшь прямо на третий порядок – короткую улицу около речки. Тут уже совсем нестрашно. Всех детей она хорошо знает, они не драчливые.
Дома никого не оказалось. На двери замок. Уселась на деревянный порожек да там и уснула. Открыла глаза – стоит тётя Надя, теребит её за плечо.
– Майечка, откуда ты взялась? А мамка где? Да как же ты, бедная, шла в такую даль, по жаре?
Пожалела, приголубила, накормила кукурузной кашей с молоком. Уложила голову на колени, долго искала куслючих вошек – тресь, тресь, тресь.
– Через неделю привезут от свекрухи Валю, дочку мою, ты ещё не видела её, будете вместе играть, помогать мне.
Утром Надя стала собираться на работу, рассказывала племяннице, что можно поесть: на печке ещё горячий борщ, остынет – поставишь на землю под лавку, там прохладно. Каша вчерашняя, молоко в крынке на столе, пей сколько хочешь.
Повернув голову, Майя увидела в окно мать, она уже переходила дорогу, сейчас появится.
– Прячься под кровать – шёпотом скомандовала тётя.
Только открыв дверь, не поздоровавшись, мать спросила:
– Майка тут?
– Ныма, ныма, да ты садись, отдохни, расскажи, как ты там живёшь у Трусенковых, – отвечала Надя каким-то изменившимся голосом.
– От, паразитка, я её счас убью, я ей покажу, как сбегать из дома. Это ж подумать – дитю шесть лет, а оно такое вытворяет, чего ж дальше ждать? Всю ночь не спали, где только не искали – как сквозь землю провалилась.
Надя, почти не слушая сестру, улыбаясь, тянула её за руку во вторую комнату, потому что в передней под кроватью сидела беглянка.
И вот они мирно беседуют, говорят о тяжёлой жизни. Надя рассказывает, что мать, бабушка Дуня, поехала в Спокойную повидаться с родными а заодно и разузнать, может, кто хату продаёт по сходной цене, тянет её на родину, говорит, мы там никогда соломой не топили, кругом лес, недалеко и речка. Катерина горевала, что одна, без родни тут останется.
