Читать онлайн Николай Дашкевич, Петр Владимиров - Памяти Пушкина

Год 1899-й в России был особенным – юбилейным – годом. Тогда отмечали 100-летие со дня рождения Александра Сергеевича Пушкина. Почти вся читающая и пишущая Россия откликнулась на торжества 25–26 мая, особенно пышно проходившие в Святых Горах (Пушкиногорье). Не остался в стороне и Киевский императорский университет Святого Владимира. По инициативе его историко-филологического факультета была намечена и исполнена программа чествования, важными пунктами которой были доклады профессоров и доцентов университета о жизни и творчестве великого поэта.

В нашей книге публикуются три из восьми докладов, изданных в ежемесячном журнале «Университетские известия» в 1899 году в № 5, специально подготовленном к пушкинскому празднику. Авторы их – крупные филологи и литературоведы, каждый из которых вполне мог стать гордостью любого из российских университетов. Это профессора Петр Владимирович Владимиров (1854–1902), Николай Павлович Дашкевич (1852–1908), приват-доцент Андрей Митрофанович Лобода (1871–1931).

Деятельность великих людей, как бы ни выдавалась она, приобретает еще большее значение при сравнении с предшественниками. Все, что накапливается деятельностью предшественников, что с трудом и по частям, с колебаниями совершается ими, – все это осуществляется, получает окончательное всеобъемлющее выражение в деятельности великих людей. И нигде это сравнение не поучительно в такой мере, как в области литературы, преобразования ее формы, ее важнейшего выражения – языка, возведения его на степень высшего совершенства, создания прочной формы для выражения поэтических восприятий и глубоких мыслей.

Постепенная подготовка этой формы целым рядом более или менее талантливых деятелей, успевающих вложить свою особенность в общее дело, связь этой формы с национальными стремлениями, начатки народной литературы, народной истории, получившие окончательное развитие в деятельности великого человека, точнее определяют место такого деятеля в истории одной какой-либо литературы.

А.С. Пушкин создал лучшую форму для русской литературы: он настоящий преобразователь русского литературного языка, настоящий поэт, какой когда-либо являлся в русской словесности. Жизнь и деятельность такого великого народного писателя заслуживает глубокого изучения, и столетний юбилей (26 мая 1799 г. – 1899 г.) вызовет не одно живое, новое определение нашего славного русского поэта в его разнообразных отношениях (например, в отношении к литературным его предшественникам, к народному творчеству, к народному быту и народной истории) и в самой сущности его творчества. Пожелаем, чтобы эта любовь к поэту не остывала, чтобы она служила залогом нашего единения в области тех чувств и мыслей, выразителем которых являлся в 20-х и в 30-х годах настоящего истекающего столетия Александр Сергеевич Пушкин.

Он родился в Москве 26 мая 1799 года, получил образование в Петербурге (1811–1817) и в течение своей недолгой деятельности († 29 января 1837 г.) в тряской телеге жизни посетил все живописные места России, все края ее, порываясь за границу, куда влекли его симпатии воспитания, начитанности и понимания литературных направлений. Неудовлетворенный с этой стороны, поэт отдался Родине, ее истории, ее современности. История русской жизни, история русской литературы сделались постоянными предметами его глубоких размышлений. Мы коснемся в предлагаемом очерке только истории русской литературы, которая с Пушкина получает свое настоящее глубокое значение.

Н.М. Карамзин

Новый XIX век, прославленный трудами новорожденного гения, полурусского-полувосточного происхождения, напоминающего типы Жуковского, Карамзина, Державина, собрал вокруг его колыбели (Хариты, Лель тебя венчали и колыбель твою качали) такие литературные таланты, как Державина, Хераскова, Богдановича, Карамзина, Жуковского, Батюшкова, Крылова. Едва раскрылось сознание будущего поэта, как его окружила уже литературная среда, в которой вращался дядя Александра Сергеевича, поэт Василий Львович Пушкин, поклонник французской литературы. Русская литература, в лице родственника-писателя, его близких друзей-писателей, появлявшихся в гостеприимном доме Пушкиных в Москве, несмотря на беззаботную жизнь родителей поэта, глубоко заинтересовала молодого воспитанника иностранных гувернеров и гувернанток. Основы образования Александра Сергеевича, по вкусам того времени, были блестящи, так как он с детства познакомился с теми оригинальными французскими сочинениями, которым подражали его предшественники – русские поэты XVIII века.

И.А. Крылов

Мы не знаем до вступления Пушкина в Лицей об опытах в русской словесности будущего поэта, о его начитанности в русской литературе. По-видимому, русская словесность была на заднем плане в домашнем образовании его. И молодой Пушкин, как и многие из его современников, учился русскому языку не из преподавательских тетрадей, а от нянек-мамушек, от дворни да от старых словоохотливых родственников и родственниц. Такова была любимая няня поэта, его мамушка Арина Родионовна, убаюкивавшая ребенка народными песнями, успокаивавшая его таинственными народными сказками. В лице этой умной и усердной няни поэт приучился любить народ в его привычках и думах. Поездки в деревни и свидания со старыми родственниками, особенно с бабушкой Ганнибал, дочерью тамбовского воеводы Пушкина, пережившей много невзгод и личных, и общих для дворянства того времени, оставили в Александре Сергеевиче глубокие впечатления по рассказам о его предках Ганнибалах, любимцах Петра Великого и его преемников, о Пушкиных-боярах XVI–XVII веков, о времени и личности императрицы Екатерины II. Все эти отношения сблизили лицеиста Пушкина с русской действительностью и с русской литературой в ее национальных стремлениях.

Без сомнения, Царскосельский Лицей, в котором Пушкин пробыл с 1811 по 1817 год, положил хорошие основания для литературного образования нашего поэта, не только школьными и научными занятиями, но и общими развитыми вкусами всех воспитанников Лицея в области русской литературы. В 1815 году один из сотоварищей Пушкина пишет своему другу: «Чтение питает душу, образует, развивает способности; по сей причине мы стараемся иметь все журналы и впрямь получаем: «Пантеон», «Вестник Европы», «Русский вестник» и пр. Так, мой друг, и мы также хотим наслаждаться светлым днем нашей литературы, удивляться цветущим нашим гениям Жуковского, Батюшкова, Крылова, Гнедича. Но не худо иногда подымать завесу протекаемых времен, заглядывать в книги отцов отечественной поэзии, Ломоносова, Хераскова, Державина, Дмитриева: там лежат сокровища, из коих каждому почерпать должно» (Грот: Пушкин, 1887 г., 82 стр.).

В.А. Жуковский

Лицеисты, однако, мечтали о столице и рядом с приведенным письмом Илличевского к петербургскому товарищу можно отметить такие же выдержки из первых лицейских опытов А.С. Пушкина: «Хорошие стихи не так легко писать… Меж тем как Дмитриев, Державин, Ломоносов, Певцы бессмертные, и честь, и слава россов, Питают здравый ум и вместе учат нас» («К другу стихотворцу» 1814 г.)[1]. Пушкин уже делает характеристики русских поэтов, называя в послании «Городок» 1815 г.: нежного Дмитриева с Крыловым, творцом Чернавки, Подщипы, плененных царей, смелого насмешника (Батюшкова) над творениями Рифматовых, книги которых гибнут, «едва на свет родясь», и выше которых молодой поэт ставит «Удалого наездника Свистова» (Баркова), замысловатого певца Буянова (дядю В.Л. Пушкина), не говоря уже о Державине с чувствительным Горацием, Озерове с Расином, Фонвизине и Княжнине с Мольером-исполином, Богдановиче с добрым Лафонтеном, Карамзине с Руссо и др. Эта способность отдавать себе отчет в истории судеб русской словесности, этот критический дар с годами укреплялся в Пушкине и достиг замечательной верности суждения – строгой и правдивой – в оценке настоящих достоинств русской словесности, лучшие явления которой он превзошел силой своего таланта, а слабые – поднял на недосягаемую высоту. Ко времени выпуска из Лицея в 1817 году Пушкин уже овладел почти всей предшествующей русской литературой и представил опыты богатой лирики – игривой и элегической, – бойких эпиграмм и даже поэм, которым отдался с увлечением по выходе из Лицея. Лицейские стихотворения Пушкина, дошедшие до нас, представляют собой подражания не только поэтам новой школы, Карамзину, Батюшкову, Жуковскому, но и прежним певцам российского Парнаса, Державину, Дмитриеву, Хераскову, Богдановичу и др. Следуя последним, Пушкин порывается овладеть эпическими формами полушуточных-полуисторических поэм, вроде «Бовы», «Руслана и Людмилы», пользуясь русскими сказками и древнейшей русской историей, в которой лицеист Пушкин наиболее успевал, как и в словесности. Он уже соединил в своем звучном, легком стихе черты поэзии Державина с новыми направлениями, чем и отличился на публичном акте Лицея в 1815 году, в присутствии маститого 72-летнего старца Державина, ожившего при звуках пушкинских «Воспоминаний в Царском Селе». Старый поэт, певец Фелицы, уже на краю своей могилы бросился обнимать будущего славного юношу за его оду, в которой чуялись свежие, новые силы. Эту трогательную сцену в исторических воспоминаниях русской литературы Пушкин изобразил в послании «К Жуковскому» 1817 года и в восьмой песне «Евгения Онегина»:

Г.Р. Державин

Здесь уместно окинуть хотя беглым взглядом историю русской поэзии, не имевшей правильного развития в века, предшествующие XVIII, чтобы понять связь и последующих высоких произведений «заветной лиры» А.С. Пушкина с историей русской поэзии, русской литературы, о которой наш народный поэт всегда любил думать, равно останавливаясь на Ломоносове и «Слове о полку Игореве», на Карамзине и летописях, на балладах Жуковского и на народных песнях, сказках и преданиях. Замечу здесь, что моей задачей будет не биография А.С. Пушкина, которую мы найдем скоро во всех подробностях его многочисленных и живых отношений ко времени, ни его проникновения в западноевропейскую жизнь и литературу, которые изложат и оценят знатоки европейской поэзии, а только внутреннее отношение поэзии Пушкина к предшествующей русской поэзии.

Русская поэзия как непрерывное литературное явление считает за собою не более двух-трех веков развития из исполнившейся уже тысячелетней истории славяно-русской литературы. Старая русская письменность и книжность только в XVI–XVII веках дала образцы определенного стихосложения в двух резко расходившихся направлениях: в старом песенном направлении, образцом которого было и «Слово о полку Игореве» – единственный цельный памятник в этом отношении – и отражение его в «Задонщине», в складной речи летописных повествований по народной памяти, в простонародных словах поучений, повестей, в замечательном «Горе-Злосчастии» – единственном памятнике рассматриваемого первого направления XVII века, и рядом в другом направлении XVII – начала XVIII века, подражательном, закованном в школьный силлабический стих Симеона Полоцкого и его южнорусских и западнорусских предшественников не старее начала XVI века (первый опыт, едва ли не Скорины 1517–1519 годов). Симеон Полоцкий своей рифмотворной Псалтырью оказал большое влияние: Кантемир такими же силлабическими стихами пишет свои талантливые сатиры, столь же уродливые по форме, как новые стихи Тредиаковского, впервые уразумевшего значение тонического народного стихосложения. Пушкин не раз брал под свою защиту несчастную фигуру «камердинера профессора Тредьяковского» (VII, 287), с его неуклюжими, собственного изобретения стихами, с его положением в качестве придворного светского поэта в эпоху временщиков. «Вы оскорбляете человека, – пишет Пушкин в 1835 г., – достойного во многих отношениях уважения и благодарности нашей» (VII, 389); «изучение Тредьяковского приносит более пользы, нежели изучение прочих наших старых писателей. Сумароков и Херасков верно не стоят Тредьяковского… Любовь его к Фенелонову эпосу делает ему честь, а мысль перевести его стихами и самый выбор стиха доказывают необыкновенное чувство изящного. В «Телемахиде» находится много хороших стихов и счастливых оборотов, вроде: «Корабль Одиссеев Богом волны деля, Из очей ушел и сокрылся» (V, 225).