Кто виноват? Что делать? Yellow blue bus13!
Я чувствовал, как мое сознание медленно утекало в пустоту. Оно тяжелело и целенаправленно стремилось к упоительному дну. Редкие проблески вспыхивали в холодной темноте, но – это только фосфорический блеск распадающейся плоти. Я говорю не о том. Я же хочу говорить «о том», но не получается. Язык заплетается. Я вроде бы и не пьян, но язык не слушается меня. Я делаю робкое усилие, и какие-то доли секунды нейронная Aurora Borealis горит внутри моей кабины, коробки, черепной коробки, а может, и где-то внизу живота. Не знаю. Не могу узнать. Уже не могу узнать. Но пока эта вспышка не погасла, хочется схватить ее за хвост, хвост кометы. По тихо угасающим фантомам я смутно улавливаю, что я говорю не о том. И на это есть веская, очень веская причина – я не могу думать! Я понимаю, нет, я физически ощущаю, что не могу думать! Эта тягучая, вязкая мысль без цвета и запаха, нет, ощущение внизу живота обволакивает меня, выворачивает меня наизнанку, убаюкивает и продолжает тянуть на дно. Мне безумно хорошо, но я почему-то пытаюсь сопротивляться. Я не понимаю, зачем и почему, но не могу себе этого объяснить. Мое размякшее естество пытается сопротивляться и нестерпимо жаждет борьбы. «Борьба» звучит громко. На этой звуконепроницаемой глубине не слышно ни этого словца, не слышно абсолютно ничего. Оно лишь тяжелым цыреном цокает по моей коробке. Между тем смятение только нарастает. Но удивительным образом что-то подсказывает мне о том, что я все еще жив. Жить, значит, сопротивляться. Не всегда. Но именно сейчас! Это незнание. Нет, это знание! Что-то животное, нутряное, бессознательное. Что же меня обволакивает? – Общественное мнение! Я физически ощущаю, что это отдельная субстанция, которая – сама по себе и сжирает все вокруг. Кого-то сразу, кого-то постепенно. У нее есть свои демиурги, но и они не более, чем пища для этой черной субстанции. Это черная материя вселенной, которая ни за что не успокоится, пока абсолютно все не поглотит и затем не выплюнет. Произойдет большой взрыв. И все начнется заново. А пока эти бредовые вспышки рождаются и умирают в моей голове, но нет, реальней их во мне ничего нет. Я не хочу смеяться. Я не хочу радоваться. Я не хочу поддаваться. Я вдруг нахожу в себе силы и делаю рывок. Я снова чувствую свои руки, ноги, пальцы, спину, грудь, мочки ушей. Темя. И где-то низ живота. Я вдруг ясно осознаю, что меня сковывал липкий страх. Животный страх. Заглушенный страх. Но вот, в этом полумраке, я живо осознаю, что этот страх был не чем иным, как страхом перед самим собой. Да, я страшился узнать, а существую ли я на самом деле. Не умозрительно это понять, а физически ощутить себя. Я не в коробке. Коробки не существует. Я и есть этот мир и все, что в нем. Внизу живота стало как-то спокойно и тепло. Я ощутил себя вселенной. Я ощутил единство с ней. Я есть везде. Я есть. И я живу. Не сплю.
И тут я понял, что меня плотным кольцом обступила толпа, и даже стали обозначаться редкие те, кто с большим удовольствием фотографировал. И тут я ощутил людские прикосновения. Самые смелые, даже детишки, повзбирались на прилично приподнятый постамент и стали позировать для фотографов-импровизаторов. При всем моем холодном отчуждении, банально продиктованном моей неорганической природой, мне на секунду показалось, что какие-то микроджоули тепла, выделенные горячими ладошками молодых людей, остались на моем гранитном теле. Это странная микрооттепель, скорее вызванная моим богатым воображением, чем тактильными ощущениями, ненадолго выбила меня из колеи, но я все-таки собрался и стал вновь недосягаем для толпы.
