– Позже, – не поворачивая головы, отозвался Солнцев и, взяв со стола бутылку, наполнил свой бокал почти доверху.
Официант сейчас же испарился.
Солнцев взял в руку бокал и сделал несколько больших глотков, потом задумчиво вернул его на скатерть. Осталось меньше половины. Бокал был огромный, впору запускать в него золотых рыбок. Я пододвинула к себе чашечку с кофе и на сей раз аккуратно глотнула, обойдясь без приключений.
– Заказать тебе новый? – спросил он, не поднимая глаз.
Я отрицательно качнула головой.
– Тогда, может быть, съешь что-нибудь?
– Спасибо, – снова отказалась я, – мы пообедали с Георгием Викторовичем.
Он мрачно поморщился.
– Сожалею, что теперь его обеды станут значительно менее разнообразными.
Эти слова напомнили мне о недавней сцене, и я снова вздрогнула. Всё это казалось дурным сном. Чуть помедлив, я всё-таки подняла на него взгляд. Правда, едва заметно.
Он почти не изменился. Всё то же неподвижное лицо, словно сошедшее с наскального барельефа. Вот разве что прическа стала другой, вместо взлохмаченной стрижки – длинные, гладко зачёсанные назад, очень тёмные, густые волосы. Плечи сделались ещё шире, на шее посверкивает толстая золотая цепочка.
Солнцев поднял к губам бокал, одним глотком осушив его, затем наполнил снова.
В моей голове кипели тысячи вопросов, мне следовало взять себя наконец в руки и нормально расспросить его обо всём случившемся, понять, что происходит; и вообще продолжать сидеть молча, в конце концов, становилось просто неприлично – это только обнаруживает мою слабость перед ним и ни в коей мере ничего не проясняет, но я чувствовала, что абсолютно не имею никаких сил на это. Наверное, лучше всего извиниться и уйти, отложив разговор на другое время. Но тут он сказал:
– Соня… я прошу тебя, не молчи… скажи хоть что-нибудь…
Меня тут же обдало жаркой волной.
– Что именно? – спросила я, как когда-то в его кабинете. По всей видимости, он тоже вспомнил это и улыбнулся, едва заметно и очень мягко, так, что у меня тут же закружилась голова, и я плотнее прижалась к мягкой спинке. Солнцев увидел это и нахмурился. Он слишком хорошо знал каждый мой жест, чтобы я могла что-то скрыть от него.
– Я понимаю, что тебе сейчас нелегко, Соня, но мы должны кое-что обсудить, – повёл он могучими плечами и сделал ещё один большой глоток.
Звук этого голоса вызывал во мне бурю самых разных чувств. Солнцев сидит напротив, а я всё ещё жива. Мне казалось это совершенно невозможным. Присутствие его одновременно восторгало и приводило в ярость.
– Нам следует поговорить, Соня, – повторил он медленно, будто с трудом подбирая слова, – в конце концов, мы же взрослые люди, и речь сейчас идёт о важных вещах. Давай временно отставим наши личные отношения и обсудим то, что касается дела.
– У нас нет никаких личных отношений, Дмитрий Сергеевич, – с трудом произнесла я, понимая, что снова говорю совершенно не то, что следует.
Он поморщился столь отчётливо болезненно, что у меня дыхание перехватило.
– Пожалуйста… – сказал он тихо, – давай просто поговорим, ладно?
Солнцев сказал слово «пожалуйста». Если никто из нас не сошёл с ума, то происходит нечто невероятное.
– Давай, – сдалась я наконец, не ощущая ничего, кроме бесконечной усталости. Конечно, он прав, и думать о себе сейчас не время. Мне даже сделалось немного стыдно.
Кончики его губ слегка дрогнули.
– Вот, смотри, – сказал он и, вынув что-то из кармана, раскрыл передо мной ладонь, – это микрофончик, «жучок», иными словами. Я сунул ему в карман сегодня в офисе. А потом мы немного покатались за ним, и в результате это привело нас сюда, к тебе. Я слышал весь ваш разговор, сидя в машине, у ресторана.
