– А это, кому же такие? У нас во всей деревне таких-то маленьких детей нету. Это она что-то напутала, – рассматривала Софья, сложенные в отдельный пакетик маленькие носочки, маечки и трусишки.
– Ну, напутала – отложи. Пусть лежат – хлеба не просят, – рассудила баба Оля.
Попарившись в бане, Василий и Игнат отдыхали на завалинке.
– Как там Василиса? Отошла?
– Нет. В длаку она перерождается. Уже необратимо.
– Беда.
– Что теперь. Судьба её, видать, такая.
– Да, тут спорить бесполезно.
– Василий, а у меня для тебя подарок есть.
Игнат полез рукой между нижним венцом и завалинкой, вытащил оттуда замшевый мешочек и протянул его другу. Василий повертел мешочек в руках и открыл:
– Люлька! Люлька! Ай, угодил! Ай, спасибо! Да, ну-ко – люлька! Я ведь свою-то потерял в том году. Так тосковал… Побегу за табачком. А ты посиди, я скоро.
И вперевалочку поковылял к дому. Игнат прислонился затылком к нагретой солнцем стене бани, закрыл глаза и задремал.
– Смотри, Анечка, дедушка после бани отдыхает, – сквозь дремоту услышал он женский голос. Открыл глаза и увидел, что к нему подходит молодая пара с ребёнком на руках.
Шли они от солнца, и потому он не сразу их разглядел. Подумал ещё: блазнит с устатку. А пара уже подошла близко. И, бежавший от дома, Василий кричал:
– Катюшка, Катюшка моя вернулась! Софья, бурлаки у нас. Дочь приехала. Степан, здорово! А это кто? – ткнул он трубкой в маленькую девочку на руках у Степана.
– Это, папа, внучка твоя, Анечка.
Игнат наблюдал всю эту сцену, как будто со стороны. Сейчас он видел себя, неподвижно сидящим на завалинке, видел ковыляющего от дома Василия, и невесть откуда взявшихся детей. Очнулся, когда Степан тронул его за плечо.
– Отец, ты что, ты не рад нашему приезду?
Тут только он очнулся, поднялся, обнял сына и заплакал. Так, их и застали прибежавшие из огорода Ольга и Софья: Василий обнимает плачущую дочку, а плачущего Игната обнимает Степан.
– Фу ты, ну ты, болото развели! Дайте-ка и мне внуков обнять.
– Откуда вы?
– Из Архангельска на «Индигирке», потом на пароме и на попутке домой.
– Бурлаки, целый день бурлаки! Так пойдёмте в дом! И баня ещё горячая. Ополоснётесь, ужин соберём.
– Так вот чьи эти маленькие носочки! – улыбалась, собирая гостей в баню, Софья, – Игнат сегодня из Ленинграда приехал, гостинцев привёз. Посмотри-ка только, какую красоту нам Василиса прислала. А мы ещё гадали, кому эти маленькие вещички.
– Как она?
– Длака она, дочка.
– Мы очень… Я очень перед ней виновата. Мама, есть ли способ искупить мою вину?
– Нет, дочка, эту ношу ты будешь нести до конца своих дней. Тут не в тебе дело. Тебя лишь использовали, чтобы на свет родилась длака. Но тебе от этого никогда легче не будет. И ещё. Ты должна знать: если потребовалось, чтобы родилась длака, значит впереди тяжёлые времена.
– Она простит меня когда-нибудь.
– Ей нечем тебя прощать. Её природа уже почти нечеловеческая.
– Чьё она создание?
– Чьё мы создание… Вселенной.
– Общая фраза.
– Другой у меня нет. Я знаю, что каждый из нас по отдельности – умный. Но все вместе мы – разумное. Мы перерождаемся и перерождаемся до тех пор, пока не достигнем нужного уровня концентрации энергии, чтобы занять предназначенное место в системе Вселенной. Для этого мы и проходим школы жизней на планетах. А войдя в систему, мы выполняем функции, под которые нас затачивали на протяжении прожитых жизней. И выполняем возложенную на нас работу до тех пор, пока, клетка за клеткой, не обновится весь организм. Мы станем бесполезными в новой образовавшейся системе. И тогда на наше место вырастят другую, соответствующую назначению клетку. Так, бесконечно меняясь, Вселенная развивается.
