— Что, горло болит?
Малышка с готовностью кивнула.
— Сильно?
Она кивнула снова, глядя при этом так, что не поверить было сродни безумию. Я взяла с тумбочки один пузырёк, другой. Средство от кашля, витамины. Сироп — закупоренный, кстати, словно только что из аптеки.
Взяла из пустой чашки ложечку и скомандовала:
— Открывай рот.
— Зачем? — сразу же встрепенулась Катя.
— Горло будем смотреть. Папа что, не смотрел никогда?
— Смотрел. — Она ещё больше округлила глаза. Невинность во всей красе.
— Ну вот. И я буду смотреть. Открывай рот и высовывай язык.
Девчушка послушалась. Я приподняла её головку, как много раз приподнимала собственной дочери. Горло болит, значит. Положила ложку обратно и взяла градусник. Разумеется, никакой температуры у дочери Дамира не было. Катя присела, натянула на коленки одеяло и демонстративно покашляла.
— А тебе когда-нибудь говорили, что врать — плохо?
Девочка прекратила кашлять и испуганно уставилась на меня.
— Всё с тобой ясно, — заключила я. — И с папой твоим тоже.
Встала и пошла было к двери, но Катя рванула за мной.
— Ты куда, тётя Саша? — спросила она жалобно.
— Домой. Я не люблю обманщиц.
— Я не обманщица.
— Ещё какая обманщица, — сказала я строго и высвободила из её пальчиков подол платья. — Я была о тебе лучшего мнения.
Она стушевалась, плечики опали. Мне даже стало жалко её, но злость на Дамира глушила это чувство. В очередной раз я мысленно сказала «хватит». Этот дом давно для меня чужой. И Дамир чужой, и его дочь тоже. Она не моя и не имеет ко мне отношения. Просто потому, что не имеет — и всё. Но малышка стояла, понурив голову, и я тоже не могла вот так вот взять и уйти. Чего ждала, и сама не знала.
— Папа сказал, что, если я буду болеть, ты приедешь, — наконец призналась она, посмотрев виновато. — А я хотела, чтобы ты приехала к нам.
— Понятно, — ответила я коротко и всё-таки пошла к двери. Знала, что Катя смотрит мне вслед, но её «хотела» окончательно вывело меня из себя. Она хотела, её папа хотел!
Дамир был в кухне. Услышав, что я вошла, повернулся ко мне и, само собой, всё понял. Но вида не подал, продолжал гнуть свою линию.
— Зачем ты это придумал? — спросила я в лоб.
Между его бровей появилась складка. Словно бы он не мог взять в толк, о чём я. Вот негодяй!
— Зачем заставил дочь врать, Дамир?
— Кого я заставил врать? — Он нахмурился ещё больше.
— Перестань. Из меня дуру сделать не получилось, решил сам дураком прикинуться? Не прокатит, Мир. Да и не идёт тебе. Зачем ты сказал, что твоя дочь заболела? Она совершенно здорова. Или ты правда думаешь, я не знаю, что такое больной ребёнок?! Неудачная идея, Мир. И мерзкая. Зачем?!
— У неё ночью была температура.
— Не было у неё никакой температуры! — Я повысила голос. — И, думаю, никакого врача не было. Про няню тоже ты соврал, да?
Он отвернулся. Ясно! Я едва не зарычала. Повелась, как наивная идиотка. Марионетка самая настоящая — он только чуточку дёрнул, а я и заплясала под его дудку. И правда дура!
— Я хотел, чтобы ты приехала, — всё-таки сказал он.
Его дочь хотела, он хотел… Яблоко от яблоньки недалеко падает. А если вспомнить мать Кати — далеко это яблочко пойдёт. Или покатится.
Ярость зашкаливала. Я хотела сразу уйти — хлопнуть дверью и всё, но не ушла.
— Тебе самому-то не стыдно? Чему ты свою дочь научишь? Врать, использовать людей, подстраивать их под свои желания?! Чему, Мир? Хотя… Господи, да о чём я! Это же для тебя в порядке вещей. Твой эгоизм не знает предела. И сам ты предела не знаешь. Но на этом всё. Моего предела ты достиг, хватит!
