– Ты чего? – звонкий голос прозвучал в предрассветной тишине. – Больно же.
– Кто здесь? – он встревожено оглянулся по сторонам. – Ленка, ты?
– Какая Ленка? – голос вырывал его из обыденности утра. – Ленка твоя давно крутит со своим начальником. А ты, теперь, мой.
– Чей, мой? – он лихорадочно открыл дверь в спальню, ответившую ему пустотой.
– Мой, родной ты мой, – визгливый голос лез в уши, взрывая мозг.
– Я не сдамся! – он попытался придать уверенности своему голосу.
– А и не надо, – голос продолжал, вкрадчиво. – Это же – кайф. Не отказывай себе…
Он боком подобрался к кладовке, достал с полки молоток. С каким-то остервенением начал бить им по лежащей на полу бутылке. Осколки брызгали по всей кухне.
– Ну, ты вчера пришел! Просто – красавец! – Лена в прозрачном пеньюаре поставила поднос с ароматным омлетом, бутылкой запотевшего пива и поджаренными гренками прямо ему на грудь. – Отмечали контракт?
– М-м, – сухо промычал он в ответ.
– Поправляйся, – подмигнула она. – Всё будет хорошо. Может, купим новый «Лексус»? Я уже и цвет выбрала.
ВАСЯ И ПЕЛЬМЕНИ
– Вася, Васенька, – сидя на корточках, она гладила не накрытую полиэтиленом руку. – Зачем? Куда? А как же я?
– Женщина, отойдите, – полицейский попытался оттащить ее от трупа.
– Кузьменков! – очкарик с блокнотом окликнул полицейского. – Оставь ее!
– Григорий Пантелеевич, что думаете? – Огинская заглянула в блокнот очкарика.
– А что тут думать? – тот захлопнул блокнот. – Налицо три фактора. Из них два неоспоримых. Превышение скорости есть? Есть. Как следствие – три трупа есть? Есть. Алкогольное опьянение под вопросом. Поедемте, Агнесса, в отделение. Что-то я проголодался. А вы, помнится, перед отъездом пельменями грозились?
– Грозилась, – задумчиво глядя на женщину у трупа, пробормотала Огинская. – Пельмени… Какие пельмени? О боже, Кузьменков, заводи машину! Григорий Пантелеевич, я ж пельмени не выключила.
ВЫБОР НАРОДНОГО БОЛЬШИНСТВА
– Что ты орешь? – Берендей разлил остатки водки, пытаясь сфокусироваться на становившихся почему-то все уже рюмках. – Галку разбудишь.
– Какую галку? – Витек приоткрыл помутневший глаз. – Птицу, что ли?
– Жену мою, Галину Афанасьевну, – укоризненно покачал пальцем у длинного Витькиного носа Берендей. – Законную супругу.
–Так она ж от тебя год, как ушла, забыл? – Витек маханул свою долю, скривился. – И потом, что уже с хорошим человеком и не покричать?
Берендей потянулся через стол, опрокинув на пол тарелку с огурцами.
– Дай поцелую тебя, дружище, – схватив друга за ухо, он попытался подтянуть его голову к своим губам.
– Щас я тебе дам, – левой рукой Витек заехал Берендею в ухо. – С пролетарским приветом.
– Не убивал я его, гражданин следователь, – канючил Витек, раскачиваясь. – Сам он.
– Сам себя убил? – следователь закурил. – Это как же?
– А так, – Витек, не спрашивая, вытащил сигарету. – Галка – жена его бывшая, год назад с каким-то фраером укатила в Тюмень, было?
– Проверим, – прищур острого следовательского глаза пробивался сквозь сигаретный дым.
– С тех пор Берендея было не узнать, – Витек подкурил торопливо. – Другой бы, на его месте, что сделал?
– Что?
– Запил бы, ясен пень, – Витек преданно выпучил глаза. – А он?
– А он что? – следователь потушил бычок о край консервной банки, заменявшей пепельницу.
– А он не ста-ал, – многозначительный Витек перестал раскачиваться и застыл. – Пошел на следующее утро и вступил.
