Папина дочка, или Исповедь хорошего отца - страница 27



В итоге семья скрыла его имя, просто назвав его мужчиной старшего возраста, воспользовавшегося невинностью их дочери. «Позвольте нам справиться с этим семейным делом без постороннего вмешательства и защитить молоденькую девушку, которая совершила ошибку и теперь берет на себя ответственность за свой поступок», – сказал Джеймс в своем заявлении для прессы.

Мне было жаль Алису. Она была поздним ребенком, на шестнадцать лет моложе Дейла. Получилось, что у нее не двое родителей, а трое. Они стали проверять ее мобильник и компьютер, чтобы убедиться, что у нее нет никакого контакта с Уиллом. И честно говоря, я думала, Алиса утратила к нему интерес, пока она не упомянула о нем в родильной палате. Я однажды спросила ее об этом, но она сказала, что была в тот день «не в себе» и на самом деле она о нем больше не думает.

Странно, что у меня не возникло никакой параллели между тем, что пережила Алиса, и тем, что я пережила с Тревисом. Может быть, потому, что мы были слишком разные? Алиса была вполне здорова, а я – совсем нет. У нее были родители и брат, а у меня – только отец. Может быть, еще и потому, что я никогда не видела Уилла и для меня он как бы не существовал.

Я знала только одно: я больше сочувствовала Алисе, чем ее родителям и Дейлу. Я не высказывала это открыто, но Алиса знала, что я на ее стороне.

Подходя к комнате Алисы, я услышала плач Ханны. Дверь была не заперта, и, когда я вошла, Алиса сидела в качалке у окна, а девочка заливалась плачем в своей колыбели.

– Она голодна? – спросила я, подходя к кроватке и всматриваясь в Ханну. Я не могла спокойно слышать детский плач. Мне всегда хотелось выяснить, что беспокоит малыша. – Когда ты ее кормила последний раз?

Алиса взяла бутылочку.

– Я как раз собиралась, – сказала она. Но мне показалось, что она уже давно расслабилась в своей качалке. – Хочешь ее покормить?

– А бутылочка подогретая?

– Да. Я ее слишком разогрела и ждала, пока она остынет.

Наклонившись, я взяла Ханну на руки. Сейчас я уже могла держать ее на руках и не плакать. В первый раз, взяв ее на руки в родильной палате, я смутилась: во мне ожила та часть моей души, которую я похоронила. Теперь я не могла насмотреться на малышку, пользовалась каждой возможностью помочь Алисе, хотя Молли наняла няню, пожилую женщину по имени Гретхен, приходившую каждый день на несколько часов. В эти часы во мне не нуждались, а мне так хотелось быть полезной. По тому, как я эмоционально реагировала на Ханну, все думали, что у меня какое-то гормональное расстройство. Может быть, так оно и было. С того времени, как четыре года назад я родила дочь, я видела многих детей, но такой реакции у меня не было никогда.

Теперь я позволила себе признать прошлое, хотя и не задерживалась на этой мысли.

Солнечный свет падал из окна на рыжеватые волосы Алисы, и впервые со дня рождения Ханны она выглядела здоровой, крепкой и красивой. Я взяла бутылочку и села в кресло напротив. Книга об уходе за ребенком, которую я подарила, валялась на груде других книг и журналов. Сомневаюсь, что молодая мама хотя бы раз заглянула в нее, а вот я прочитала ее от корки до корки, прежде чем ей отдать.

– Мама говорит, что она не спала всю прошлую ночь, – сказала я. Потом дотронулась соской до губ Ханны, и она, вздрогнув, взяла ее в рот, словно только и дожидалась этого момента. Я улыбнулась.

Алиса слегка покачалась в кресле.