Парадокс божественного замысла - страница 13

Несмотря на то, что завет с Ноем несет в себе обещание, не связанное с условиями, и тем самым открывает новое измерение взаимоотношений – не через закон, а через доверие, – уже в следующем движении повествования обнаруживается знакомый поворот: человек, вместо того чтобы остаться в напряжении этой открытости, снова стремится к оформлению, к повтору, к предсказуемости. Повествование как будто фиксирует этот сдвиг в эпизоде жертвы: Ной приносит всесожжение, и Бог "вдыхает приятное благоухание". Но за этим, казалось бы, естественным жестом благодарности, обнаруживается нечто большее – начавшееся возвращение к уже знакомой структуре, в которой различение подменяется повторяемым действием, а отклик уступает место установленной форме.

Впервые намечается движение, которое будет усиливаться с каждой новой страницей Писания: подлинная трансформация сознания оказывается слишком трудной, слишком неопределенной, слишком связанной с риском внутреннего участия. И потому предпочтение отдается действию, которое можно повторить, закрепить, встроить в устойчивую форму. Жертва становится не жестом отклика, а механизмом взаимодействия. Она не требует различения – она гарантирует результат. Там, где откровение оставляет пространство для слушания, ритуал предлагает гарантированный канал. Так происходит возвращение к схеме: не потому что она была дана Богом, а потому что человек стремится ее воссоздать, чтобы уклониться от необходимости быть в живом соотношении с Творцом.

Перезапуск после потопа не сопровождается обновлением восприятия. Способность слышать остается утраченной, различающий слух не возвращается, а значит, все, что может быть построено – это копия прежнего. Не нового мира, а прежней схемы. Это не восстановление в подлинном смысле, а возвращение к знакомым формам – но уже без связи с тем, что когда-то их наполняло. Ритуал становится первой попыткой контролировать то, что больше не различается, навязать структуру там, где должна была бы возникнуть встреча.

Здесь и начинается постепенное расслоение между формой и содержанием, которое станет центральной темой всей библейской драмы. Человек действует, но не слышит. Совершает ритуал, но не различает. Живет в рамках завета, но не распознает Того, с кем он заключен. Это и есть парадокс: Бог сохраняет возможность для нового начала, а человек в эту возможность вписывает уже известную схему. Он не идет вперед – он достраивает назад. И потому история продолжится – но не как раскрытие доверия, а как история вновь возникшей дистанции, в которой ритуал подменяет присутствие, а повтор – отклик. Поэтому даже там, где открывается возможность нового, человек предпочитает не вступать в нее, а оформить ее по образцу уже утраченного – и вместо подлинного начала возникает повторение, лишенное той внутренней пустоты, из которой мог бы прозвучать голос.

До этого момента повествование разворачивалось как череда разрывов и попыток удержания целостности: различение было подменено знанием, живое присутствие – культом, доверие – предсказуемым механизмом. Даже тогда, когда возникает завет, не требующий заслуг, его человеческое восприятие почти сразу пытается превратить его в основание для нового порядка, в котором можно не слышать, но знать, не различать, но повторять. Потоп, явившийся как очищение, не приводит к обновленному восприятию; жертва, принесенная Ноем, знаменует собой начало движения к закреплению: пережитое преобразуется не в различение, а в предписание, и из этого первого символического действия начинает вырастать форма, способная скрыть исходный зов.