Читать онлайн Николай Болотов - Парадоксы интеллектуального чтива. Книга третья «Экономика России по Аристофану»

© Николай Алексеевич Болотов, 2021

ISBN 978-5-0053-3786-3 (т. 3)

ISBN 978-5-0053-1423-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

(вместо предисловия и почти по Аристофану)

Отчего по Аристофану?

Да, оттого, что я принципиально не желаю участвовать в современном блефе российского политологического словоблудия, которое на базе «православной» социологии питается решить, никак не разрешаемую в истории человеческой цивилизации, проблему Богатства и Бедности.

Оно делает жалкую попытку наведения диалектических мостов равновесия между этими категориями благополучия в ссылках на ветхозаветные «заповеди», которые фактически отсылают всю эту проблему на «божье решение» на том свете. Хотя вся история философии показывает, что здравая логика заключена в решении этой проблемы «на этом свете».

Но в целом эта диалектика не была решена аналитической философией, поскольку здесь присутствуют вечные, отнюдь не философские, но социальные противоречия. И таки решать её на базе философии талмудистского «православия» не только смеху подобно, но и оскорбительно для современного российского общества.

Спросите меня, причём тут философия вообще, если это сфера приложения экономической науки?

– Отвечу, оттого, что как станет нам очевидно из наших дальнейших рассуждений, экономика с её прогнозами не есть наука, а суть некие философские рассуждения по поводу капризов случая.

В полном соответствии с известным анекдотом, что экономистов придумали метеорологи, чтобы спрятаться за ними от возмущённой общественности.

Правда, этот анекдот несколько устарел. И в современных условиях с ростом научного интеллекта предсказания погоды становятся всё более и более точными, чего не скажешь о предсказаниях экономических Они, как были от «балды» у древних греков, так и остались в «глубокомыслии» современных нобелевских лауреатов по «экономике».

Однако, если отвлечься от конкретики, то в философском плане у греков философские понятия Богатства и Бедности были на порядок более глубоки, чем у современных академиков от экономики.

Поэтому я тоже попытаюсь, отбросив все наслоения современной философской мысли (или премудрости недомыслия) прояснить для себя, как древние греки представляли себе баланс богатства и бедности на уровне тогдашней, чисто бытовой философии и эллинского искусства.

Дело в том, что пантеоне связь богов «Богатство – Бедность» в греческой мифологии, парадоксальным образом, отсутствует. Да, был у них бог богатства – «Плутос». Наиболее характерное его скульптурное изображение я вам представил на обложке этой книги. И вроде как бы была такая богиня бедности – «Пения». Но её изображения у древних греков не имеется, есть только «словесное описание» этой неудачницы в виде измождённой преклонных лет женщины, в скудных одеяниях. То есть она была у греков на Земле и про неё на Олимпе никто из богов не ведал, и поэтому культа «Пении» у греков никогда не существовало…….

В этой ситуации мы далее попытаемся разобраться.

А сейчас я не могу не остановиться на очевидном парадоксе этимологии греческих имён в русском языке.

Меня поражает современное их озвучение в русской лексике!

Оно просто удивительно по сакральной сути понятий богатства и бедности.

Так «Плут» (по В. Далю) – это вовсе не бог, а тот, кто плутует, ловкий обманщик, мошенник, бездельник, человек

нечестный, особенно в мелочах. У греков – это, как мы увидим далее, совсем не такой простой бог, и уж точно не плут.

Что весьма характерно, для определения существенной разницы в социальном мировоззрении россиян и греков!?

У них Богатство – в основном, благо достойных, у нас – оно почти сплошь – Плутовство.

А поскольку у древних греков про «Пению» мало чего говорится, я могу дать «Пении-Бедности» своё толкование. Оно удивительно однозначно……. Английские, американские, французские, финские, эстонские и прочие западные историки теряются в догадках, откуда у них взялось название разменной монеты в один пенни или пенс?

Думаю, что это мифологический след таинственно непочитаемой греческой богини – «Пении». Это, видимо, единственное её почтение, сохранившиеся в истории человечества.

Чего никак нельзя сказать про «Плута-Плутоса». Здесь всё у греков известно. «Плутос» – пол мужской, отец Иасион – мать Деметра……..Его родители почтенные «граждане» олимпийского пантеона. Мать Деметра («Мать-земля») – очень важная богиня плодородия, из гарема Зевса, покровительница земледелия.

Иасион непутёвый божий сын Зевса и плеяды Электры. Он ненароком влюбился в Деметру, где на трижды вспаханном поле разделил с ней ложе. Отчего и родился Плутос. Зевс не потерпел измены одной из своих жён со своим сыном и поразил того молнией. Так что тот и по сей день обитает в Аиде.

Но боги на своём консилиуме, в порядке исключения, разрешили ему таки ежегодно покидать Аид и возвращаться к Деметре на землю, чтобы осуществлять смену времён года.

Вот такой животворный геном заложен был в Плутосе – в боге богатства!

Только вот и на Олимпе, как и на Земле, от богатства проистекают и немалые неприятности. Как ни старался Плутос оделять богатством только достойных людей, и особенно богов, всё равно на Олимпе было полно недовольных. В результате Зевс взял, да и ослепил его, чтобы он вообще не мог отличить честных людей от нечестных, и отправил слепого бога на Землю, к людям.

Дескать, пусть сначала хотя бы там разберётся.

В чем мне видится много поучительного и для современных экономистов и политологов.

Ну, а поскольку к этим событиям древние греки были ближе (в сравнении с нами) на два с половиной тысячелетия, то далее я просто перескажу вам комедию древнегреческого комедиографа Аристофана – «Плутос», которая впервые была поставлена в Афинах в 408 году до н. э., в конкурсном состязании ещё четырёх поэтов.

Это я к тому, что она прошла испытание и на качественность изложения «мысли богов», и на достоверность оного, поскольку в те времена, естественно, о богах люди знали больше, чем сейчас.

Так что внемлем Аристофану и посмотрим, как у него сложилась земная судьба слепого бога.

В прологе пьесы Хремил, увенчанный лавровым венком, и его раб Карион, тоже с венком на голове, идут за слепым стариком в лохмотьях. У Кариона в руках корзина с остатками жертвенного угощения, которое они отдали жрецу храма за странное пророчество, согласно которому Хремил, выйдя из храма, должен будет встретиться с первым попавшимся человеком и ввести его в свой дом.

Сразу же они повстречали слепого старика, за которым хозяин послушно пошёл, вызывая недоумение своего пронырливого раба. Тот правдами и неправдами пытается узнать у слепого, кто он таков, чтобы стать поводырём у зрячих. Под пытливыми домогательствами раба слепой признается, что он – сам Плутос:

– Как?!

Ах ты, негоднейший……..Из всех людей!

Богатство – ты! …………И ты молчал?

– Так откуда же бредёшь такой ты грязный?

– От Патрокла я, который с дня рождения не моется.

– А почему ты слеп? ………. Что за беда стряслась?

– Зевс ослепил меня, всем вам завидуя. Ребёнком я однажды пригрозил ему, что посещать я стану только праведных, разумных, честных. Он и ослепил меня, чтоб никого из них я различать не мог. Настолько людям честным он завидует!

Весьма примечательная для бога зависть!

Это моя ремарка, а Хремил между тем выясняет, что Плутос слепотой не сломлен и, если вдруг прозреет, то по прежнему будет всех негодяев избегать и поспешать к порядочным.

Аристофан описывает этот диалог поспешания к порядочным людям весьма примечательно:

Плутос:

– Немедленно! Давным-давно уже ведь их не видел я.

Хремил:

– Что ж странного! Я – зрячий, да не вижу их!

Хремил умоляет Плутоса:

Не покидай меня. Ведь нравом лучшего ты мужа не найдёшь, хоть обыщи весь свет.

Свидетель Зевс, один такой я, нет других!

Плутос ему не верит, поскольку его не видит, да и боится, что если он когда-либо прозреет, то Зевс просто напросто прикончит его.

Но тут два смертных открывают глаза богу на его собственное могущество.

Хремил: Будь спокоен, друг! Я докажу тебе, что Зевса много ты сильней.

Они наперебой доказывают это весьма логично:

Хремил (Кариону.):

– Скажи, что над богами Зевсу власть даст?

Карион

– Конечно, деньги. Их ведь много у него.

Хремил

– А кто, скажи, ему даёт их?

Карион (указывая на Плутоса):

Этот вот.

Хремил:

– Ремесла все даны нам, не тобою ли? Искусства все не чрез тебя ль открыли мы?

Карион:

– Персидский царь кичится, не тобою ли? Не ты ль ведёшь народное собрание?

Хремил:

– Не ты ль, скажи, триеры снаряжаешь нам?

Карион:

– Не ты ль содержишь нам войска коринфские? И на войне тот будет победителем, на стороне кого ты сам находишься.

Хремил:

– Так не тобой ли это все свершается? Запомни же, что ты всего единственный виновник – и дурного и хорошего.

Плутос:

– И я один все это совершать могу?

Хремил:

– Свидетель Зевс, и много больше этого. Тобой одним лишь не бывают сытыми, всем другим на свете пресыщаются:

И далее идёт весьма характерное с тех пор и до нынешних времён перечисление пресыщений:

– у раба – (хлебом, лакомством, пирожками, фигами, кашей и чечевицею), а у интеллигента – (Любовью, музыкою, почётом, славой, тщеславьем и властью).

В общем, эти аргументы подействовали, и Плутос со многими все же сомнениями входит в дом Хремила.

На слух о богатстве хозяина дома, которое мгновенно появилось, как только Плутос преступил порог, слетаются и враги, и друзья. В том числе и Блепсидем, который затевает дискуссию о пользе богатства и бедности, которая явилась в его сознании:

– Мы ведь знаем, что многие между людей негодяи, а все же богаты,

И неправедно обогатились они; ну, а многие, будучи честны,

Голодают, и терпят различное зло, и с Бедностью чуть не всю жизнь проводят.

Бедность:

– Да ведь если бы Плутос стал зрячим опять и раздал себя поровну людям,

То на свете никто ни за что бы ни стал ремесло изучать иль науку.

А коль скоро исчезнет у нас ремесло и наука, то кто же захочет иль железо ковать, или строить суда, или шить, или делать колеса,

Иль тачать сапоги, иль лепить кирпичи, или мыть, иль выделывать кожу,

Или, «плугом разрезавши лоно земли, собирать урожаи Деметры»,

Если сможете праздными жить вы тогда, ни о чем, о таком не заботясь?

Хремил, пытаясь помочь другу, вмешивается в спор:

– Пустяки говоришь! Потому что над всем, что теперь перечисляла нам ты,

Будут слуги, конечно, трудиться у нас.

Бедность:

– Да откуда же слуги возьмутся?

Хремил:

– Разумеется, купим за деньги мы их!

Бедность:

Ну, а кто же займётся продажей, если денег у каждого будет хватать?

Хремил:

– Что ж, какой-нибудь, в жажде наживы, к нам приедет сюда фессалийский купец, ненасытный торговец рабами.

Бедность:

– Но, во-первых, не станет на свете никто заниматься торговлей рабами. Кто ж захочет, владея богатством, за подобное дело приняться и жизнь подвергать постоянному риску?

Так что сам поневоле ты будешь пахать, и копать, и все прочее делать,

И гораздо мучительней жизнь проводить, чем теперь…

Хремил (расстроенный таким прогнозом):

– Чтоб тебе провалиться!

Что ты можешь хорошего дать? Только плач и стенанья голодных детей и голодных старух причитанья!

Бедность уходит от прямого ответа и следующие её аргументы удивительно злободневны:

– А теперь речь о нравственности поведу и немедленно вам докажу я, что пристойность и скромность со мною живут, а с богатством – одна только наглость. Посмотрите теперь на ораторов вы в государстве: пока они бедны, то с народом своим, с государством они поступают всегда справедливо;