Параллели. Часть первая - страница 13

Находясь в плену, в бараке, Иван долго размышлял об этой войне, ее целесообразности, значимости для России и ее будущего, рядом находились подчинённые, которых он вел в бой, по его воле они сейчас здесь и, скорее всего, их участь незавидная. Его взгляд часто устремлялся в прошлое, выискивая там ответы на настоящее и ища дорогу в будущее. Потом бесконечные допросы с пристрастием, упадок сил и стремлений к жизни, то хотелось, чтобы быстрее все закончилось. То, напротив, охватывала злость и жгучее стремление вырваться из плена и мстить, мстить, мстить!

Так продолжалось около недели. Пропагандисты, беседующие с пленными, всячески старались склонить последних на сторону большевиков, призывали бороться за справедливость, равенство и братство, против угнетения и за светлое будущее родины нашей, России. Если это не помогало, людей попросту расстреливали. Их расстреливали и с этой, и с той стороны, их вели за собой лидеры, преследующие свои собственные, понятные только им цели, которые щедро, словно охапку дров, подкидывали в топку этого разогнавшегося локомотива расходный материал – собственный народ – ради такой высокой идеи с той или иной стороны. И всему было объяснение, всему оправдание, всему причина, каково, думал Иван, как ловко-то!

В начале второй недели в барак вошел военный человек в кожаной куртке со скрипом в сапогах и уверенной походкой. Он медленно продвигался по бараку, стараясь внимательно всмотреться в лица пленных, проходя мимо Ивана, военный задержался, покачал головой и, не окончив начатый осмотр, спешно вышел вон. Что-то очень знакомое в нем показалось Ивану, но свет бил в лицо, за спиной вошедшего было солнце, и Ивану не удалось его рассмотреть. Через некое время Ивана вызвали на допрос. Он уже не боялся этих жестоких процедур, они были данностью, и от них некуда было деться. Войдя в комнату допросов, Иван остановился на середине. Прозвучало:

– Свободны, вас вызову!

Конвоиры вышли в соседнее помещение, в комнате остались двое: военный в кожаной куртке и военнопленный Иван.

– Садись Иван, – сказал ему человек в кожанке. Иван сразу узнал Михая. Они поздоровались за руку. – Я искал тебя, – продолжал Михай, – увидел тебя в списках военнопленных. Знаю, воюешь хорошо, жаль только, не за тех, за кого надо.

Они проговорили до самой темноты. Михай старался убедить Ивана перейти на сторону Красной армии.

– Нет, – ответил Иван, – не могу сказать того, что мои во всем правы, есть и откровенные сволочи и подонки, но страна у меня одна, я ей присягал, ей и служить буду, а что до моей шкуры, то умирать рано или поздно придется всем, не избежишь смерти-то.

– Так-то оно так, да ты, Иван, смотришь назад, а я тебе будущее показываю, да и мужик ты хороший, проиграете вы, против народа идете, а так нельзя.

Они еще долго обменивались спорами, но так и ни к чему не пришли. Беседу прервал сам Иван просьбой отпустить его в барак.

– Дурак ты, – в сердцах сказал ему Михай, – ладно, буду думать, как тебя отсюда вытащить, иди пока.

Думать Михаю не пришлось, ночью пехотный полк, прорываясь из окружения, натолкнулся на их барак, и Иван был освобожден. Только радость его была недолгой. По пути отступающих разрозненных подразделений все чаще встречались следы мародерства, грабежа и бесчинств. Загнанные в угол солдаты превращались в озлобленную неуправляемую толпу вооруженных людей. Иван, сколько мог, пресекал варварские начала в пехотных частях. У самих казаков это было недопустимо, так как кроме общевоинских законов еще действовали казачьи уставы и наставления, в частях служили соседи, станичники и попросту родственники, не разгуляешься, но братоубийственная война делала свое дело, и в казачьей среде стали появляться бреши, в которые сразу же устремлялась всякая грязь. А вот с дисциплиной в красных частях становилось все лучше и, как следствие, народ потянулся именно к ним, перевес становился все ощутимее, влиятельнее, явнее.