А надо быть прямым и несгибаемым. Как коммунист или сталинский штопор. И будешь и румян, и пригож, и киты будут оплывать за морскую милю.
Питер. Ленинград. Дожди. Неуловимой водяной пылью. Тёмное серое небо, лежащее на голове. Деревья, которые с тобой не разговаривают. Мокрые звуки шин. Дома, которые тебя не узнают. Женщины смотрят на тебя жадной красотой.
В голове логическая цепочка без лишнего.
Люди-палка-бить. В этом городе нет, да и да, волей-неволей становишься социофобом. Ненадолго. На денёк, на ночь, но становишься обязательно.
Мокрое везде. Идут люди, которых ты больше никогда не увидишь. Они каждый день идут куда-то. И зачем-то.
И их всё больше и больше. Плюс, что ты не увидишь этих всё больше людей никогда.
Хотя иногда с ними хочется обниматься. Это всё равно, что спонтанно выпить коньяк, только обниматься. Всё тёмное уже в четыре вечера. А как тёмное может быть коротким?
Вот и я так же.
Однажды в один из таких длинных вечеров я даже что-то понял. Но это быстро прошло.
В это время тут пьют водку, коньяк и вино. Пиво как-то не очень. В связи с этим в каждом питерском жилище должен быть штопор. А где ж его взять-то?
В магазинах?
Дудки. Нет их там, ребята. Нету!
Купить штопор можно на барахолке. Станция «Удельная». Артель «Волчий хер и сыновья». Потратить на это целый день. Почему целый день? Потому что в Питере действует настоящая штопорная мафия. Штопорная Мафия.
Нет, ну конечно, у многих найдётся какой-нибудь китайский блестящий уродец, сделанный из дряни. Блестящее такое говнецо, которое как-то надо куда-то приладить и что-то там делать. Таинственные пассы.
Ребзя, на хрен этот контрафакт.
– Это Сталинский штопор, чувак, – сказал мне злодей с рынка. У него с обратной стороны пальто висели рядами штопоры ужасающих видов и в то же время спиральной гармонии.
Галактическая бесконечность.
Ключи от всех дверей.
Я долго выходил на него. Мне не верили. Подозревали в чём-то. Но после того как я купил пули, нюхательный табак, пряжку австрийского ремня и старинную табличку с эротической надписью «Оттянуть и повернуть» через «ять», меня вывели на этого дядьку. Дядька имел неприступный вид Венецианского дофина. И разговаривал со мной с презрением.
Штопор Сталина невозможно сломать. Его можно только уничтожить, сбросив в доменные печи мартеновских цехов Магнитки. Они выковывались из штыков, согнувшихся о сердца большевиков.
Вы видели плачущих большевиков? Я нет. Вот такие у них сердца. Поэтому штопоры Сталина бессмертны.
Триста рублей за один. Два за пятьсот. Я купил. А куда деваться?
У меня вообще нет ответа ни на один вопрос, которые мне задаёт жизнь. А если они и есть, то кривые какие-то. Ну и что. Вот нет же ни одной прямой линии в винном бокале, корабле, женщине или мотоцикле! В штопоре опять же. И кто после этого ждёт от меня прямые ответы?
Я всегда хожу по Питеру пешком. Опьянённым безумием и влюблённым в свою грусть. Это если вино неожиданным броском не вернёт меня домой. Подкараулив за углом. Несмотря на церкви.
Если цель в радиусе двух станций метро. Впрочем, если четыре станции надо проехать, то сразу начинаю идти и думаю:
– Вот надо четыре станции проехать.
Иду и думаю, что надо проехать. Четыре станции. А пока думаю, как-то раз и одну станцию уже прохожу. А чего, думаю, в метро-то спускаться, три станции осталось.
Так и не езжу по центру. Спускаться или нет, думаю, три станции же осталось. Тут меня обязательно что-то отвлекает. Девушка красивая пройдёт навстречу или, наоборот, обгонит. И волнительными формами вообще выключит мысли.
