И всё это время я молчал. Не мог преодолеть свою нерешительность. Конечно, я участвовал в разговорах, пытался шутить, поддерживать беседу – и даже иногда удачно – но всё это делалось на автомате, будто во сне. А вот открыто сказать о чувствах – нет. Я боялся. Боялся отказа. А ещё – чувствовал, что у меня впереди целая вечность, чтобы всё успеть. А это, как оказалось, очень коварное чувство.
И лишь в предпоследний день отдыха я решился. Пригласил Вику провести вечер в кафе. Без Марины, без Борьки – только вдвоём. Целый день не находил себе места. Договорился с Юлей – она была в кафе и барменом, и уборщицей, и hадминистратором, – чтобы никто не занял лучший столик у окна, подальше от стойки и колонок музыкального центра.
Оставалось ещё предупредить Борьку. Но он уже всё знал:
– Марина сказала, ты Вику в кафе позвал. Одну? Ты б хоть предупредил. Хорошо, что Марина сказала.
– Да мы просто мороженое поесть с кофе… А по поводу «предупредить» – я как раз собирался. Просто, ну… не так просто это оказалось. Я ж, в общем, не слепой.
– Всё нормально, Костя. Желаю удачи.
– Да какая уж там удача… Просто мороженое поедим, и всё. Ну… вдвоём… Ну да, нравится она мне, – пробормотал я.
– Ну хоть мне признался, – слабо улыбнулся Борька. – Ладно, не дрейфь. Мы тогда с Мариной в кино сходим. После кафешки – в зал, или у вас другие планы?
– Да какие планы… Конечно, в зал. Кафе всё равно в десять Юля закроет.
Но ни вечером, ни потом, ни вообще больше мы не увиделись.
Наша встреча в кафе прошла, мягко говоря, безрадостно. Я даже не называю это свиданием. Честно говоря, и слово-то такое мне тогда в голову не пришло. До этого я лишь подозревал, что мысли материальны и могут влиять на реальность. Теперь знал это наверняка. Страх и дурные ожидания – лучшие помощники неудачи.
Не будет преувеличением сказать, что Вика догадывалась, о чём пойдёт речь, и уже всё для себя решила.
Играла ABBA. С потолка лился приглушённый свет. Кроме нас, в зале сидела ещё пара человек в самом дальнем углу. Я принёс от стойки две металлические мороженицы – по два шарика: пломбир и шоколад. Юля была в кафе одна за всех, и здесь действовало негласное правило самообслуживания.
Мы молча ели мороженое. Я, как всегда, подогревал вазочку ладонями, чтобы оно чуть подтаяло. Вика, заметив это, просто улыбнулась. И вдруг я решился – без прелюдий, без подготовки – сказать, что люблю её и хочу быть рядом. Сказал так, словно хотел избавиться от тяжёлой ноши, не как признание в любви, а как признание в вине.
Вика долго молчала. Мне показалось – прошла вечность. Потом я услышал тихое:
– Нет.
И всё. Потом она что-то говорила – про друзей, про телефон, ещё что-то… но я уже ничего не слышал. Только стук собственного сердца.
Я сидел, молча пытаясь улыбаться, глядя в её сторону, но видел лишь зелёную занавеску за её плечами. Кофе мы так и не выпили. Я плохо помню, как мы договорились встретиться в спортзале, но в памяти осталось, как я сослался на то, что мне нужно забежать в номер.
Когда Вика открыла дверь кафе, моё сознание внезапно окутал туман. Время будто замедлилось до нуля. Мне показалось, прошёл целый час, пока я смотрел, как на её плечо опускается локон чёрных волос, поднятый лёгким сквозняком закрывающейся двери.
И только поздно вечером следующего дня, уже дома, Константин, очнувшись словно от лихорадки, понял: он, предупредив мать, сложил вещи, схватил сумку – и уехал. Уехал в город. Было ощущение чего-то нового, как будто он очутился на другой планете.
